Герцль. Жаботинский

«Герцль при жизни говорил и делал многое, что можно было бы подвергнуть сомнению…», — писал, например, Ахад Хаам. Поэтому, слыша хвалебные гимны, раздававшиеся со всех сторон, вполне можно было задать вопрос, как это делает Алекс Байн в своей биографии Герцля, «не восприняли ли многие его смерть все же как освобождение». На это указывает и кое-что в развитии сионизма в послегерцлевский период.

После смерти Герцля в сионистской организации несомненно усилились идеологические разногласия по вопросам стратегии и тактики. В движении все больше укоренялись идеи Ахада Хаама и Мартина Бубера. Дискуссия о том, должна ли практическая работа в Палестине предшествовать политико-территориальному решению, заняла более важное место, чем при жизни Герцля. Нельзя с уверенностью сказать, как бы Герцль повел себя в этих баталиях, будь он жив. Если исходить из ситуации накануне его кончины, то нельзя себе представить, чтобы он и дальше оказывал такое же влияние, как после 1897 года. Его авторитет сильно пошатнулся после угандского проекта; его политика, как заметил Алекс Байн, «не могла больше проводиться в условиях сопротивления восточноафриканскому проекту и невозможности получения в данный момент палестинской хартии; его взгляды подвергались критике все более широкими кругами, и вследствие этого неприятие их впоследствии, несомненно, усилилось бы». Вероятно, Герцлю пришлось бы отойти от провозглашаемой им политики и согласиться на начало практической работы в Палестине, предварительный этап которой он частично одобрил (Палестинская комиссия, покупка земли) и частично поощрял (филиал еврейского колониального банка в Яффе). Но как бы он себя действительно повел, нельзя сказать наверняка, тут можно лишь предполагать.

Ретроспективный взгляд обнаруживает сложные соотношения между деятельностью Герцля и дальнейшим историческим развитием сионизма. Из множества тем и проблем коснемся здесь только отношения Герцля к арабам — аспект, который в последние годы приобретает все больший интерес. Слишком часто в дискуссиях упускается из виду, что Герцль и другие ведущие сионисты руководствовались иллюзорными представлениями, что они действуют в политическом вакууме. Характерно высказывание, обращенное Максом Нордау предположительно к Герцлю в 1897 году: «Но ведь в Палестине арабы! Я этого не знал. Тогда мы совершаем несправедливость». Может быть, эта история и выдумана, но она характеризует позиции сионистского руководства, которое считало Палестину безлюдной землей, которая только и ждет, чтобы еврейские поселенцы ее колонизовали и возделали; возможность противодействия со стороны местного населения совершенно не учитывалась. В произведениях Герцля и других авторов очень мало говорится о палестинских арабах. Если же речь заходит о них, то не об их исторических притязаниях и жизненных правах в Палестине. Поэтому не без оснований Наум Гольдман писал в своих воспоминаниях, что «одним из величайших исторических заблуждений сионизма было недостаточно серьезное отношение к арабской проблеме».

В общем и целом этот недостаток предусмотрительности как раз и отражает дух времени. Герцль и его друзья, стоявшие у истоков сионистского движения, вообще не отдавали себе отчета в том, что от проводимой ими политики могут пострадать палестинские арабы. Их отношение к арабам было легкомысленным в том отношении, что они учитывали только еврейско-сионистскую перспективу. В конечном счете их мышление вполне соответствовало широко распространенной в Европе на рубеже веков концепции, что колониализм — это необходимый шаг, чтобы приобщить народы Азии и Африки к «достижениям европейской цивилизации». То, как сионисты понимали свою миссию, ясно по одной фразе Герцля, которую можно найти в его «Еврейском государстве»: «Для Европы мы создали бы там (в Палестине) участок заградительного вала в Азии и обеспечили бы форпост культуры против варварства». Безусловно, это высказывание, которое в той или иной форме встречается в статьях, дневниках и речах других ведущих сионистов, отражает индифферентную позицию сионистской идеологии по отношению к арабской проблеме. Как бы то ни было, справедливо суждение Амоса Элона, который определил позицию Герцля и других ведущих сионистов раннего периода в отношении арабов как «смесь наивности, патриархального благоволения и невежества».