Герцог Бекингем

Наведавшись в конюшню и удостоверившись в том, что малыш Люмье не остался без ужина, Дордо вышел на пустынный, погруженный в густые сумерки, двор фермы. Пребывая в благодушном настроении, отчасти вызванным гордостью за собственную проницательность, благодаря которой, на сей момент, всё складывалось довольно удачно, пикардиец устало вздохнув, воззрился в хмурое низкое небо, уже окончательно лишившееся света солнечных лучей. Он расплылся в улыбке, предвкушая предстоящую трапезу, обещавшую немалое удовольствие, учитывая высокий статус которым так ловко и беззастенчиво, в глазах трактирщика, сумел наделить себя плутоватый толстяк. Но спокойствию капрала не суждено было длиться долго, оно растаяло в один миг, когда до ушей пикардийца донесся звон шпор и бряцанье оружия. Сии звуки он не перепутал бы ни с чем на свете, различив из сотни других, но именно это тревожное позвякиванье, толстяк так не желал и боялся услышать нынче. Дордо присев на одно колено, намереваясь остаться незамеченным, вглядывался во тьму. Взор капрала выхватил из мрака пять черных силуэтов, отчего холодок пробежал по его спине. Разглядеть лиц не представлялось возможным, но толи лязг стали под покровом зловещей тьмы, толи внезапное появление вооруженных людей, подсказывали пикардийцу приближение опасности.

Люди Черного графа пересекли двор, направляясь к дверям таверны. Оказавшись в зале трактира, наполненного пьяным гомоном испанского воинства, Ксавье пристальным взором обшарил помещение. Заприметив Буаробера с девицей, непринужденно беседовавших с каким-то испанским дворянином, он подал знак своим людям. Пятеро мужчин, сбросив плащи и шляпы, уселись в углу зала, под гирляндами чеснока и благоухающих трав, развешенных на стене. Их острые взгляды были сосредоточены на Ксавье, который тайком, поглядывал на приора и компанию.

В отличие от захмелевшего Буаробера, не сводившего глаз с прекрасной Камиллы, пятерых головорезов, расположившихся за длинным столом, заметил бдительный трактирщик, выглядывавший из-за металлического короба, словно незримый демон, охраняющий беспечного аббата. От волнения у метра Кююля вспотели ладони, когда он узнал «кардиналистов» ещё недавно выспрашивавших его о желтом рыдване, исчезнувшем в ночи. Глаза кабатчика метались по трактиру в надежде найти «покровителя» Дордо, в появлении которого он усматривал неминуемое спасение. Но толстяк исчез, как будто сквозь землю провалился, что не давало покоя трактирщику, вселив в его душу страх и неуверенность.

Капрал же, освободившись от оков нерешительности, вызванной внезапным появлением неприятеля, с присущей ему находчивостью, бросился в конюшню, приказав кучеру немедленно заложить экипаж. Дордо и Люмье носились по просторному сараю, срывая развешанную по стенам сбрую, поспешно впрягая лошадей.

Ксавье, который возненавидел хитреца Буаробера, и от того испытывал неуемное желание разделаться с ненавистным приором, оценив обстановку, по-видимому, так же впал в некоторое замешательство, оказавшись в таверне набитой пьяными испанцами, что нарушало его планы и не позволяло немедленно захватить девицу.

Вытерши влажные ладони о белоснежный фартук, Кююль расправил плечи, решив, что пробил час доказать преданность габсбургской короне, тем более, что для подобного геройства, испанцев, в случае чего, способных его поддержать, как ему казалось, было в достаточном количестве. Он бросился на кухню, подхватив протазан с красно-белым флажком, и по пути, для храбрости, осушив кружку сладкого грюйта, решительно ринулся на врага с криками – «Бей французов!».

Но его безрассудное буйство, выплеснувшееся в поспешную атаку, остановил гулкий пистолетный выстрел, заставивший затихнуть веселящуюся толпу. Трактирщик, не добежав нескольких шагов до затаившегося за громоздким столом неприятеля, был сбит с ног пулей, отчего выпустив из рук оружие, рухнул как подкошенный, посреди зала. Пространство наполнилось едким пороховым дымом. Метр Кююль, раскинув руки, лежал в луже крови, в предсмертной агонии прошептав: «Бей прихвостней Ришелье!».

Полторы дюжины пиренейцев, устремили суровые взоры на треугольный штандарт, прикрепленный к верхушке протазана – пропитанный кровью флаг родной отчизны. Их глаза налились кровью от сознания того, что некие французы, на их территории, в их присутствии, прикончили патриота Испании, да ещё со знаменем в руках. Подданные самой великой империи в Старом Свете были посрамлены и унижены, их стяг был поруган, а самолюбие растоптано. Не говоря уже, что самого слова «француз», довольно стороннику Его Католического Величества, чтобы прийти в ярость и броситься в бой. Не столь важно кто перед тобой враг или друг, очевидно так угодно Небу, если ты называешь себя «французом», этого более чем достаточно, чтобы быть уничтоженным.