Герцог Борджиа н-ской губернии

Ее голос, который приобрел металлические нотки, моментально заставил Максима воспрять ото сна, хотя обычно его пробуждение было долгим и мучительным процессом.

Вершинина надела приготовленный с вечера брючный костюм. В ее движениях не было лихорадочной поспешности, но она делала все очень быстро и четко. Многолетняя работа в милиции не могла не наложить своего отпечатка, еще больше развив организованность, присущую ей от природы.

Когда она выходила из квартиры, Максим уже вышел из ванной и начал одеваться.

— Поторапливайся, чтобы через сорок минут уже был в школе. Мюсли в шкафу, молоко в холодильнике.

— Угу, — промычал Максим, выглядывая в прихожую.

— Пока!

Вершинина стремительно вышла из квартиры и захлопнула дверь.

Кайзеровская «Волга» уже стояла у подъезда. За рулем был Сергей Болдырев.

«Всех подняли», — констатировала про себя Валентина Андреевна, приближаясь к машине. Болдырев сегодня не работал в ночной смене, значит, и ему позвонили с утра пораньше. Он вышел и распахнул дверцу перед подошедшей начальницей.

— Доброе утро, Валентина Андреевна.

— Привет, Сережа. Что там стряслось, ты не знаешь? — поинтересовалась Вершинина, усаживаясь на переднее сиденье.

— Мне позвонил Коля Антонов, сказал, что в квартире на Пензенской обнаружен труп. Больше я ничего не знаю.

— Ясно.

«Волга» тронулась с места, выехала со двора и помчалась по пока еще не запруженной городским транспортом улице.

Вершинина нахмурилась и молча стала смотреть на дорогу. Солнце, все более уверено проглядывавшее сквозь рваные облака, уже не радовало ее. День, по всей видимости, предстоял суматошный и не слишком приятный.

Спустя четверть часа Вершинина открыла дверь в кабинет Мещерякова. Он уже сидел за своим столом, словно бы и не уходил вчера с работы.

— У нас проблемы, — объявил он вошедшей.

— Это я уже слышала, — парировала она, садясь на стул.

— В квартире на Пензенской, 24 произошло убийство. Час с небольшим назад там был обнаружен труп девушки. Этот объект охраняется нашей фирмой уже четвертый месяц. Кто дежурил сегодня?

— Ганке и Николай Антонов, — ответила Вершинина.

— Как могло получиться, что в охраняемой нами квартире произошло такое преступление?

Вершинина почувствовала, как в ней закипает раздражение. Она помолчала несколько секунд, чтобы ненароком не ляпнуть лишнего. Шеф восседал за своим столом с грозным видом. Его маленькие глубоко запавшие глазки под кустистыми бровями словно насквозь просверливали собеседницу.

«Хочет поиграть в строгого начальника, видно, решил, что давненько не устраивал выволочек нашему отделу», — думала Вершинина, поджав губы.

— Преступления, Михаил Анатольевич, совершаются сплошь и рядом, — наконец произнесла она, — и мы не можем нести ответственности за каждое из них. Наше дело следить за тем, чтобы не было незаконного проникновения на объекты. В том же случае, если тревожных сигналов не поступает, мы не в состоянии предотвращать действия злоумышленников.

— Все это я и сам отлично знаю, — ответил Мещеряков, — ты понимаешь, Валентина, что страдает престиж нашей фирмы?

— Если вам, Михаил Анатольевич, так дорог престиж фирмы, наймите отдельного охранника на каждый охраняемый нами объект. Пусть у дверей каждой квартиры сидит вооруженный человек и проверяет пропуска и всех входящих. В этом случае еще можно будет предъявлять службе безопасности подобные претензии.

Вершинину понесло. Она вся так и кипела справедливым негодованием. Единственное, с чем она никогда не могла смириться, так это с самодурством начальников. Они с Мещеряковым знали друг друга уже не первый десяток лет. Их считали не столько шефом и подчиненной, сколько близкими приятелями. Мещеряков даже пытался подвизаться на ниве сватовства, активно пытаясь вмешиваться в личную жизнь Вершининой. На все это она смотрела сквозь пальцы, понимая, что у каждого человека должны быть какие-то слабости. Но сегодня он, по ее мнению, хватил через край. Обычно они общались, как близкие друзья, называя друг друга просто по именам и обращаясь на «ты». Сегодня же Вершинина упорно называла шефа по имени отчеству. Это подействовало.

Мещеряков слегка поерзал в своем необъятном кресле, откашлялся и произнес в примирительной манере:

— И все-таки, Валя, это нехорошо, согласись.

— Конечно нехорошо, чего ж хорошего в убийстве? — не сдавалась Вершинина. — Но если возлагать ответственность на нас, то…

— Ну все, все, погорячился я, — прервал ее Мещеряков.

Но Вершинина была не из тех, кто легко идет на компромисс, когда задето самолюбие.

— Тем более, что практически каждое преступление, совершенное на охраняемых нами объектах, мы расследуем. И расследуем, смею сказать, вполне успешно. По-моему, на этот счет к нам не пока еще не поступало никаких претензий, не так ли?

— Все верно, Валюша. Давай-ка кофейку попьем, ты поди и поесть-то не успела?

— Не сыпь мне соль на рану, Миша, — усмехнулась несколько смягчившаяся Вершинина.