Удача продолжала сопутствовать армии союзников. Их успехи на Пиренейском полуострове вынудили Людовика XIV перебросить Вандома с его армией из Италии в Испанию. Это развязало руки принцу Евгению и Виктору Амадею. Сначала они устремились к Турину, гарнизон которого под командованием генерала Дауна выдерживал осаду 30-тысячной французской армии герцога Орлеанского, герцога де ла Фейяда и маршала Марсена. Французы оказались в сложной ситуации, поскольку им было необходимо выдвинуться навстречу противнику, продолжая в то же время осаду. Из-за этого в линии их полевых укреплений зияла дыра. Именно в это место, оборонявшееся примерно 12–13 тысячами человек, 7 сентября направил основной удар Евгений Савойский. Одновременно в тыл французской армии совершил вылазку туринский гарнизон. В итоге французы были разбиты. Причиной поражения была не только решительность принца Евгения, избравшего наиболее удачный момент и место для нанесения главного удара, но и несогласованность действий трех французских командующих.
Евгений Савойский запретил упоминать в победной реляции свое имя. Он был настолько скромен, что в письме к Мальборо приписывал ему успех под Турином: «Милорд, герцог и князь! Ваше незримое присутствие постоянно здесь ощущалось… За мою удачу я должен благодарить вас…» А вот участие в битве под Турином Виктора Амадея было запечатлено в роскошной базилике Суперга мастером Филиппо Юваррой.
Победа под Турином решила судьбу Северной Италии, поскольку продвижение французской армии в восточном направлении было блокировано. Вскоре один за другим пали все опорные пункты французов в Италии: Мантуя, Модена, Казале… Милан сдался на милость победителя в конце октября. Одна Савойя оставалась за французами, которые до конца войны отбивали попытки союзников отвоевать герцогство.
В письме Саре Джон оценил удачу принца Евгения очень высоко: «Эта победа ударила по Франции столь сильно, что если наш Друг предпримет еще один такой поход, мы с Божьей помощью сможем заключить мир». Что характерно, очень скоро противники Мальборо начнут упрекать его в излишней воинственности, на самом же деле, как видно из его писем, он стал думать о мире, возможно, даже раньше их. Сара всячески старалась раскрыть мужу глаза на коварство и ненадежность некоторых людей из его окружения. Уже с конца 1705 года она предупреждала супруга и Годолфина быть осторожными с Харли и Сент-Джоном.
В отличие от многих современников, которые думали, что Бурбоны уже не оправятся от полученных ударов и победа близка, Мальборо трезво оценивал ситуацию. И дело тут было не только в Бурбонах. По словам У. Черчилля, «в конце 1706 года Великий союз опять оказался неспособным вытерпеть успех». Когда союзная армия с триумфом промаршировала через Фландрию, голландские политики вообразили, что Франция больше не представляет угрозы балансу сил. Они решили, что с завоеванием Испанских Нидерландов Соединенные провинции уже достигли своей цели. Кроме того, они без энтузиазма восприняли заявление императора о том, что верховная власть в Бельгии должна принадлежать Карлу III. Тогда Иосиф от имени «короля Испании» предложил Мальборо стать штатгальтером Испанских Нидерландов. С ним согласилась, несмотря на возражения Генеральных штатов, королева Анна.
Предложение выглядело заманчиво, и сердце Джона готово было выскочить из груди: перед ним маячила перспектива управлять солидной по размеру территорией с ежегодным доходом в 60 тысяч фунтов. Получив его, он сначала мерил шагами свой кабинет, затем выпил полбутылки вина, вскочил на коня и поскакал в неизвестном направлении. Вернувшись с верховой прогулки, он, однако, отказался от управления Бельгией. «Я предпочитаю дружбу Генеральных штатов моему личному интересу», — заметил он Хейнсиусу, а Годолфину написал, что сделал это из опасения подтолкнуть Голландию к сепаратному миру.
В конце концов компромисс по Бельгии был достигнут — с июля 1706 года Испанскими Нидерландами стал управлять от имени Карла III Государственный совет при совместном регентстве Англии и Голландии, которых представляли Мальборо и Иоганн Ван ден Берг.
Результаты кампаний 1706 года вынудили Людовика XIV прощупывать почву для мирных переговоров. В этом же году один из архитекторов военной политики Франции маршал Вобан представил королю «Проект достаточно рационального мира». Он считал, что на суше Франция впредь должна ограничиться защитой своих границ, но при этом вести морские войны против Голландии и Англии, дабы принудить их и их союзников к миру, соответствующему ее интересам. По мнению Вобана, двухсотлетняя борьба против Габсбургов подошла к концу, так как Франция добилась поставленных целей и уже более не окружена их владениями. Дело было за малым: разбить союз Империи и Морских держав.