Герцог-упрямец

Через минуту-другую Девина пошевелилась – словно приходила в себя после сна или обморока. Она подняла на него глаза. В них все еще блестели слезы, и казалось, что лицо ее светилось в сумерках. И тут, совершенно не заботясь о последствиях, Эрик сделал то, чего делать не следовало. Он поцеловал ее в губы с сочувствием и нежностью, в точности так, как поцеловал в макушку, когда она была в его объятиях. Но, очевидно, в его поцелуе было и что-то еще, по крайней мере – для нее. И это «что-то» подействовало на нее благотворно – прогнало прочь тревогу и заглушило печаль. И ей казалось, что в этом поцелуе ощущалось тепло, охватившее все ее тело. Да, тепло и чувственность.

Для утешительного поцелуя этот длился слишком долго – или ей так просто показалось? Возможно, и нет. Но потом она вдруг почувствовала, что характер поцелуя изменился – теперь в нем чувствовалась нарастающая страсть. «Герцог Брентворт меня целует, – думала Девина. – Но хорошо ли это? Нет, нельзя такое позволять, потому что…»

В этот момент он прервал поцелуй и отстранился. Она посмотрела на него. Казалось, он выглядел сейчас совсем по-другому – и жестче, и мягче одновременно. Он впился взглядом в ее глаза, словно требуя подчиниться, словно желая заглянуть ей в душу, и Девина не стала сопротивляться, даже не пыталась. О, да ей и не хотелось сопротивляться!..

Какой-то звук – отдаленный, но отчетливый – заставил ее очнуться. Брентворт тут же повернул голову сказал:

– Напьер возвращается.

Они отступили друг от друга и быстро направились ко входу в дом. Покидая огород, они словно возвращались к себе настоящим, становились самими собой. И теперь уже казалось, что никакого поцелуя не было.

Но он был, случился.

Карета остановилась перед домом, и герцог тотчас оказался у дверцы и открыл ее – кучер даже не успел спрыгнуть на землю. Из экипажа вышел очень высокий и худой мужчина. Взглянув на герцога, поклонился и сказал:

– Надо полагать, ваша светлость?..

– Это доктор Чалмерс, ваша светлость, – вмешался Напьер.

Пока доктор беседовал с Брентвортом, Девина отвела в сторону Напьера и тихо спросила:

– Где вы его нашли?

– В клубе. Мне сказали, он из лучших.

– Кто сказал?

– В лучшем отеле города. Я там спросил, кого они вызывают, если кому-нибудь важному требуется доктор, и мне назвали его имя.

– Он что, пил в этом своем клубе? – Девина покосилась на доктора Чалмерса.

– Очень может быть. Но мне сказали, он даже в подпитии лучше, чем те, кто лечит короля. И еще… Он, кажется, знает вас.

– Я уверена, что никогда с ним не встречалась.

– Ну… он так сказал, когда я упомянул, что этой женщиной занимаетесь вы.

Тут к ним подошли доктор Чалмерс и герцог, и тот представил медика.

– Я как раз говорил его светлости, что знаком с сэром Корнелием Инграмом, который рассказывал мне о вас, мисс Маккаллум, – проговорил Чалмерс. – Он крайне лестно отзывался о вашем покойном батюшке и о ваших медицинских познаниях. – Доктор снисходительно улыбнулся, как бы давая понять, что он думал о женщинах в медицине. – Так что я уверен: уж вы-то никак не могли навредить больной. А теперь, ваша светлость… Если ваш человек принесет мне мой саквояж, я осмотрю пациентку.

Шагая вместе с ним к дому, Девина сказала:

– Я не разрешила делать кровопускание.

Она ждала реакции доктора. Если тот скажет, что ее решение неверно, что надо пустить Луизе кровь, то сейчас же отправится обратно в Нью-Касл.

– Ей очень повезло, что вы оказались здесь и предотвратили это, – ответил доктор. – Ужасный, варварский обычай…

Девина с облегчением вздохнула. Доктор Чалмерс, судя по всему, не был шарлатаном – пусть даже и выпил.

– Когда мы только приехали, я подумала, что это может быть холера, но ее не слабит и нет рвоты. Она отказывалась от ухода и помощи, поэтому началось обезвоживание. Я в основном заставляла ее пить и обтирала тело влажными тряпками, чтобы слегка сбить жар.

– А что заставило вас подумать о холере?

– Запавшие глаза. Вязкий пот. Очень сухая, сморщенная кожа рук.

– А… значит, вам о холере многое известно.

– Я ей переболела, – ответила девушка.

Тут доктор повернулся и внимательно посмотрел на ее голову.

– Но, как я вижу, рядом с вашей постелью никого столь же осведомленного не было…

Девина потрогала волосы.

– Тот шарлатан не стал меня слушать, когда я сказала, что это бессмысленно.

Доктор Чалмерс вошел следом за ней в дом и, пожав плечами, проговорил:

– Если обривать голову, то это помогает немного сбить жар, но просто обрезать волосы… В этом нет никакого смысла. Так, и где же больная?

Муж Луизы, вошедший следом за Брентвортом, произнес:

– Я отведу вас к ней.

Девине отчаянно хотелось пойти наверх вместе с ними, но, увы, ей пришлось стоять и смотреть, как мужчины поднимались по темной лестнице.

Оставшись наедине с Брентвортом, она повернулась к нему – и вспомнила о поцелуе и о своих тогдашних ощущениях. «Интересно, он собирается извиниться?» – подумала Девина.

– Похоже, доктор одобрил ваши действия, – заметил Брентворт.

И никаких извинений. Хорошо ли это?

– Его слова вселили некоторую уверенность, – ответила она.

– Уверенность в ваших действиях – или в нем?