– Думаю, я схожу и посмотрю, как там обстоят дела, – сказал он.
Эрик помрачнел.
– Вы собираетесь зайти туда прямо сейчас?
– Думаю, да, милорд…
– А вы не хотите, чтобы я…
– Нет-нет, я займусь этим сам. – Робертс немного помолчал, потом добавил: – Если честно, то я частенько это делаю. Ведь необходимо проверять, не поселились ли там… Но нет, никаких призраков там нет, насколько я могу судить.
– Я никогда и не думал, что они там есть, – проворчал Эрик. – Никаких призраков, с которыми можно столкнуться. Только его собственная глупость. Он протянул бухгалтерскую книгу управляющему. – Похоже, тут все в порядке, в чем я и не сомневался. Я ценю вашу работу, Робертс. Предложение перебраться в дом в Кенте, если пожелаете, по-прежнему остается в силе. Вы бы мне там пригодились.
Робертс покраснел.
– Должно быть, вам, милорд, кажется странным, что я не хватаюсь за такую возможность, но… Видите ли, мне тут нравится. Шотландия – мой дом. Ваш отец вырастил меня из мальчишки-щенка до такого, какой я сейчас, и я живу тут с десяти лет. Кроме того, когда вас тут нет, я являюсь чем-то вроде лэрда, верно?
– Полагаю, что да. – Брентворт рассмеялся. – Я скоро уеду, так что вы, Робертс, снова станете лэрдом.
Он вышел из кабинета и направился в холл, где, усевшись в кресло, посмотрел на тяжелую штору, закрывавшую вход в сгоревшее крыло. Затем встал, подошел – и скользнул за штору. Солнечный свет ударил в глаза, так что ему пришлось на несколько секунд зажмуриться. Осмотревшись, он обнаружил, что здесь больше нет никакого чердака. А там, где от него хоть что-то осталось, Девина искала свои доказательства…
Девина же тем временем сидела на дощатом полу среди сундуков. Она открыла их все и разыскивала семейную Библию. Выдвинула и каждый ящик в обгоревших шкафах, но ничего не нашла. Зато нашла кое-что другое: куклу, старый мушкет и даже довольно ценную брошь. В одном из сундуков хранились письма, написанные более сотни лет назад. Чернила давно уже выцвели, но что-то еще можно было разобрать. Например, один из баронов отчитывал в письме своего сына за его ненадлежащее поведение. А в одном из писем кого-то предупредили, что, мол, можно попасть в затруднительное положение. Девина подозревала, что речь в этом письме шла о неподходящей женщине.
Наконец она встала и снова осмотрелась, надеясь обнаружить еще какое-нибудь место для поисков. Да, ей было очень приятно подержать в руках несколько реликвий, оставшихся от предков, но поднималась она сюда вовсе не для этого. И нельзя было игнорировать тот факт, что здесь не было ни намека на прошлое Брентворта. Похоже, ни один из предыдущих герцогов не любил эти земли и не проводил здесь много времени. У них имелись управляющие и доверенные лица вроде мистера Робертса, которые занимались поместьем и отправляли в Англию ренту.
В конце концов, сдавшись, Девина стала спускаться по лестнице. Может, Библия и впрямь находилась в сгоревшей часовне, как предположил Брентворт? Или же ее отдали для хранения какому-нибудь из доверенных слуг. И если так, то вряд ли ее удастся когда-нибудь отыскать.
День выдался ясный, что сейчас, перед наступлением зимы, случалось все реже. Девина решила немного прогуляться и насладиться солнцем. Она зашла в свою комнату, чтобы надеть шляпку и накидку, затем спустилась в холл.
Как всегда, проходя мимо, она взглянула на длинную занавесь, скрывавшую выгоревшую часть дома, и вдруг заметила, что один край ее задрался, образовав проход. Хотя занавесь была плотной, как одеяло, Девина сомневалась, что она сможет полностью уберечь холл от январского холода. И тогда холл станет очень неприятным местом – несмотря на огромный камин. Даже сегодня из этого проема ощутимо тянуло сквозняком.
Девушка решила поправить штору, но сначала с любопытством заглянула в проем. К своему удивлению, она увидела Брентворта, стоявшего среди развалин. Скрестив на груди руки, он стоял абсолютно неподвижно, устремив взгляд на булыжники под ногами.
Он не хотел искать определение для переполнявшего его чувства. Подобных сантиментов мужчины не признают, и он в этом смысле не лучше остальных. Но это чувство все сильнее на него давило и требовало, чтобы его признали.
Стыд! Да-да, именно стыд. Хотя после всех ночных кошмаров, после долгих лет раскаяния и угрызений совести он ожидал испытать вовсе не его, если когда-нибудь войдет в эти стены.
Да, конечно, он был тогда юным слепцом. Но это не оправдание! Он являлся наследником одного из самых высших титулов Англии и не имел права быть слепым. Господь свидетель, его учили проявлять куда больше прозорливости, чем он тогда проявил!
Собственно, он даже и тогда был весьма здравомыслящим молодым человеком, но, увы, его разум затуманили возбуждение и внезапная страсть. В результате он утратил самообладание и игнорировал любые предостережения, то есть вел себя как человек, выпущенный на свободу после двадцати лет, проведенных в неволе.