Герцог в моей постели

Все проследовали за его светлостью к небольшому столику у стены, на котором стояла перламутровая шкатулка, украшенная изысканным восточным узором. Вставив ключ в отверстие, его светлость повернул его несколько раз и открыл крышу. Заиграла приятная музыка, и маленькие фигурки танцовщиц, выглядевшие весьма натурально, закружились в танце.

Все девочки смотрели на это чудо словно завороженные. Разумеется, им и раньше приходилось видеть музыкальные шкатулки, но те просто исполняли некую мелодию. Шкатулку же с крохотными танцовщицами, да еще исполняющими столь сложные движения, они видели впервые.

– Ну вот, – произнес герцог, посмотрев сначала на Сибил, затем переведя взгляд на Луизу. – Все работает, ничего не разбилось!

Когда музыка замолкла и фигурки застыли, герцог снова взял ключ и стал подробно показывать Гвен, как следует заводить шкатулку. При этом он объяснял ей все детали с такой терпеливостью, какой Луиза никак не ожидала от этого вспыльчивого и высокомерного человека.

Гвен завела шкатулку. Вновь зазвучала мелодия, закружились в танце крохотные танцовщицы… Затем волшебную игрушку завели Лилиан, Сибил, Бонни и снова Гвен.

Убедившись, что внимание девочек целиком занято шкатулкой, Брэй сделал Луизе глазами знак, предлагая отойти в сторону. Она последовала за ним в противоположный конец комнаты.

– Очень мило с вашей стороны, ваша светлость, – произнесла Луиза, – что вы не сердитесь на Сибил и показали девочкам шкатулку…

– Означает ли это, – лукаво прищурился Брэй, – что вы простили меня за «черт побери»?

– Ну, что поделать, – вздохнула Луиза, – видимо, у каждого из нас свои понятия, что можно говорить при детях, а что – нет.

– Да, – задумчиво произнес герцог, – что-то мне подсказывает, мисс Прим, что мы с вами выросли в совершенно разной среде. Недаром ведь у вас такая фамилия![1] – добавил он, улыбнувшись.

Луиза хотела было ответить герцогу какой-нибудь колкостью, но в последний момент воздержалась – все-таки его светлость был так добр с ее сестрами, показал им эту занятную вещицу…

– Скорее всего, – проговорила она, – мы с вами действительно росли в разной среде. Взять хотя бы то, что у вас никогда не было ни братьев, ни сестер, а у меня – брат и аж четыре сестры.

– Я думаю, – возразил Брэй, – главное даже не это, а то, что ваш отец – приходской священник, а мой – герцог, который никогда ни в чем мне не отказывал и не ставил никаких преград…

Слова его светлости вдруг прервал собачий лай. Луиза обернулась – и не поверила своим глазам: Сайнт – спаниель, когда-то принадлежавший ее брату и пропавший куда-то после его смерти, живой и невредимый, бросился в широко раскрытые объятия ликующей Бонни. Девочки столпились вокруг, расталкивая друг друга: каждой хотелось погладить вновь обретенного пса. Визг стоял такой, что его светлость снова недовольно поморщился.

– Черт по… – начал было он, но осекся на полуслове. – О господи, что это такое?!

– Это Сайнт, – ответила Луиза. – Собака Натана!

Глава 8

Хотел связать безумье шелковинкой…

У. Шекспир. Много шума из ничего, акт V, сцена 1

Брэй не сразу ответил Луизе, так как был совершенно оглушен очередным восторженным воплем маленькой Бонни, к которому через мгновение присоединились крики всех остальных девочек.

– Я знаю, чья это собака, – произнес он, когда наконец более или менее пришел в себя.

Брэю казалось, что от этого гвалта у него лопнут барабанные перепонки.

«Господи, – подумал он, – неужели все дети так визжат?»

Брэй покосился в ту сторону, откуда исходили визги, где девочки успели устроить на полу такую кучу-малу, что в этом хаосе трудно было разобрать, где чьи кудряшки, а где Сайнт, такой же светлый и кудрявый, как и шевелюры его бывших хозяек. Девочки уже едва ли не дрались между собой – так хотелось каждой погладить и потискать вновь обретенного друга.

И вдруг Луиза ни с того ни с сего угрожающе накинулась на Брэя:

– Ваша светлость, вы… вы чудовище! – задыхаясь от гнева, произнесла она шепотом, но этот шепот был пострашнее любого крика.

Слова Луизы словно кнутом обожгли Брэя. На своем веку ему пришлось повидать многое, но такой агрессии от женщины – тем более юной и красивой – никогда. Лишь натренированная годами выдержка помогла ему сохранить спокойствие. Взгляд Луизы был таким, что казалось, будь у нее сейчас в руках кинжал, она, не колеблясь, вонзила бы его Брэю прямо в сердце. Но самым странным во всем этом было то, что Брэй, хоть убей, никак не мог понять, чем вдруг вызвана такая агрессия.

– Ну, «чудовище» еще не самое страшное слово, каким меня когда-либо называли, мисс Прим, – улыбнулся он, пытаясь свести все к шутке. – Приходилось слышать и похуже…

Луиза приблизилась к нему еще на шаг. В этот момент она была похожа на фурию.

– Почему вы скрывали его от нас? – спросила она.

– Вы про собаку?

– Про кого же еще?

– Я его никогда ни от кого не скрывал.

– Вы не могли не знать, что мы все хотели, чтобы он продолжал жить с нами! А вы присвоили его себе и даже не удосужились сообщить нам об этом!