Герцог в моей постели

После той роковой ночи, когда погиб Натан, Брэй дал себе клятву никогда больше не напиваться так сильно, как тогда. И с тех пор действительно никогда не напивался пьяным, хотя за игрой в карты он, как правило, выпивал бокальчик-другой красного вина. Впрочем, пьянство было единственной привычкой из его прежних, от которой он отказался после того печального события. В карты он продолжал играть – порой всю ночь напролет. Однако ночи он все-таки предпочитал проводить с какой-нибудь актрисой или податливой вдовой. Даже в скачках на пари он продолжал участвовать – правда, не так часто и без прежнего энтузиазма, хотя по-прежнему ставил на кон суммы, равные едва ли не целому состоянию. В конце концов, живем один раз – так почему бы не взять от жизни все, что можно?

Впрочем, с тех пор, как Брэй стал герцогом, времени на развлечения у него заметно поубавилось. Иногда Брэю даже казалось, что новый титул налагает на него гораздо больше обязанностей, чем дает привилегий. Теперь Брэй, как никогда, понимал своего покойного отца, которому при всей его любви к развлечениям нечасто удавалось выкраивать время на семью.

Вчера, до того как в его дом вдруг заявилась вся эта честная компания – миссис Колтраст, мисс Прим и ее вечно орущие и визжащие сестры, – Брэй был занят тем, что просматривал свои журналы доходов и расходов. Когда они наконец ушли, он продолжил это занятие, точнее, попытался продолжить, так как перед его мысленным взором все еще стояла мисс Прим, а в ушах звучали ее обвинения. Неужели она действительно считает, что он скрывал от них собаку? Бог свидетель, он взял ее к себе без особого желания, только потому, что об этом просил Натан.

Иногда Сайнт казался Брэю верным другом. Пес часто приветствовал его, когда он приходил домой. Порой же Сайнт, напротив, действовал Брэю на нервы. Когда Брэй взял пса к себе, в первую же ночь он оставил его во дворе. Брэй не привык, чтобы собака жила в доме вместе с людьми. Во всяком случае, сколько он себя помнил, такого в их доме никогда не было. По его представлениям, собаки нужны либо для охоты, либо для того, чтобы охранять скот или владения хозяина от чужаков. Но Сайнт так лаял, скулил и царапался в дверь, что Брэй не выдержал, встал и впустил его в дом, надеясь, что собака ляжет на какой-нибудь старый коврик в прихожей и успокоится. Однако не тут-то было: Сайнт проследовал за Брэем прямо в его спальню и устроился на полу рядом с кроватью. С тех пор Сайнт неизменно ночевал в спальне Брэя, даже – если верить Тидмору – в те ночи, когда хозяина не было дома.

Брэй сидел уже пятый час в игорном клубе, не в том, в который он привык ходить, а в другом, менее известном, расположенном на окраине Лондона. Он сам уже не помнил, сколько раз за ночь успел сыграть в карты и сколько раз – в кости. Удача была явно не на его стороне – возможно, потому, что, как ни старался, ему никак не удавалось сконцентрироваться. В голову упорно, снова и снова, лезла мисс Прим, сегодняшний разговор с которой действовал ему на нервы, пожалуй, еще сильнее, чем требования его высочества.

Брэй сам не мог понять, чем так разгневал девушку. Имена всех ее сестер, на удивление себе самому, Брэй назвал правильно… Неужели ее так вывело из себя то, что пару-тройку раз Брэй позволил себе чертыхнуться? Вот еще святоша нашлась! Впрочем, неудивительно: она такая святоша, она ведь дочь священника. Недаром, видимо, у нее такая фамилия… А уж обвинения по поводу того, что Брэй якобы нарочно скрывал от них собаку, и вовсе абсурдны. Откуда он мог знать, что ее сестры так привязаны к этому псу? Он что, ясновидящий? У самого Брэя никогда – ни в детстве, ни в зрелом возрасте – не было ни собаки, ни кошки, и чувство привязанности к животным ему было незнакомо.

Нет, все-таки как хорошо, что мисс Прим ответила на его предложение руки и сердца (если только это можно назвать предложением) отказом! Женившись на ней, Брэй, чего доброго, сошел бы с ума. Одни лишь сестры ее чего стоят – вечно носятся как угорелые и визжат словно резаные… И как только она сама их терпит! Кроме нее, видимо, ни один человек не в состоянии выдержать этот бедлам больше двух минут! К тому же чуть что – и ангелочки сразу в слезы, как эта Сибил или как ее там… Стоит ли так убиваться из-за уроненного ключа, если он даже не сломался? Ну ладно, Сибил еще ребенок, но сама Луиза… Когда она обвиняла Брэя в том, что он якобы скрывал от них Сайнта, в глазах ее стояли слезы. И в то же время выражение ее лица было таким, словно она готова была его убить…