Читаем Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий полностью

«Есть еще экологические влияния, и их очень много, они крайне важны, и их очень трудно учитывать историку идей. Например, взять Бурдье. Он крайне влиятелен и важен для Франции. Его влияние было экологическим — это как холодное озеро в пейзаже, которое охлаждает все вокруг. И нет никакого прямого контакта с этим озером… Я видел Бурдье два раза в жизни. Всегда, когда я его читал, я рыдал от смеха… И в то же время он имеет огромное влияние на все, что мы делаем, на всю социологию, просто потому, что он здесь. Он как гора в пейзаже, о которой хорошо знают географы и картографы, и от самого факта ее наличия тучи бегут иначе, хотя между нами нет никаких отношений и все друг друга игнорируют. Бурдье никогда не сказал ни слова о том, что я пишу. Я смеюсь, когда его читаю. Это как Хайдеггер — можно умереть от смеха. Но я должен признать, что я испытываю влияние Бурдье, хотя ни одна его теория не выдерживает ни минуты изучения той социологией, которой занимаемся мы… Он влияет на нас так же, как гора влияет на мышь, которая бежит внизу, — просто потому, что гора отбрасывает тень».

За экологической метафорой скрывается геологическая неизменность отношений, которые сложились в интеллектуальной среде. В полном согласии с представлениями говорящего, набросанный им пейзаж полностью отрицает всякую роль идей, подчеркивая отсутствие диалога и акцентируя преимущественно материальный аспект сосуществования представителей разных направлений.

Конечно, уход из жизни Бурдье не обернулся для новаторов экологической катастрофой. Они эксплицитно противопоставили себя Бурдье, причислив его к приверженцам функционалистских парадигм, хотя такое определение верно лишь отчасти. Но Бурдье был отнюдь не только социологом, и отнюдь не только его воззрения в социологии вызывали протест его младших коллег.

Бурдье был крупной общественной и политической фигурой Франции, человеком, игравшим большую роль в жизни страны. Его книги издавались многотысячными тиражами. Он постоянно присутствовал в средствах массовой информации. Практически ни одно крупное событие политической или культурной жизни не обходилось без того, чтобы Бурдье — наряду с еще несколькими столь же значимыми фигурами — не было предоставлено право высказать свое суждение. Иными словами, он был интеллектуалом. Возможно, именно Бурдье-интеллектуалу, или, еще точнее, образу интеллектуала, воплощенному в Бурдье, новаторы противопоставляют себя в гораздо большей степени, чем Бурдье-социологу[51].

Противопоставление интеллектуалам является важной чертой самосознания новаторов. Так, например, Бруно Латур говорит, что он не считает себя интеллектуалом: он — исследователь, работающий в области социальных наук или научный работник. Напротив, подчеркивает Латур, Пьер Нора и Мишель Серр — это интеллектуалы. В интервью Латур не раз отмечает, что он «презирает слово „интеллектуал“». Слыть или называться интеллектуалом или даже читать произведения этих последних в среде новаторов считается зазорным. Эти чувства выражает Даниэль Андлер, отвечая на вопрос об известных французских интеллектуалах:

«Ох, я их не читаю… Может быть, это Режис Дебре, Бурдье и еще один… Смешно, но я забыл, как его зовут… Это как для вас забыть, как зовут Ельцина… Он писатель, издатель, киноартист, политический деятель, интересуется Косово… Он как Сартр. Он красивый человек, женат на киноактрисе… Таких около пятнадцати человек. Это эксперты во всем, их приглашают на ТВ, они встречаются с министрами, пишут статьи на первой полосе газет…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза