Герцогиня

Кормилица выкармливает ребёнка своим молоком. А через пару лет требует, что бы ребёнок — её так же выкармливал. Поскольку она поступала так, желая, чтобы так все поступали. И это конкретное дитя тоже. И куда такую? С таким императивом. — В дурку?

***

Софочка, не знакомая ни с самим Кантом (до него шесть веков), ни с немецкой философией (тоже пока нет), ухитрялась нарушать "категорический императив" в самой грубой, циничной форме.

Утверждение Канта: "Не обращайся с другими как со средством для достижения твоих целей" — полностью не соответствовало её сущности.

— Как это? Другие — не "средство"? А что? А слуги? Чего ради я их кормить буду? Если они не средство для достижения моих целей? Чтобы мне было вкусно, тепло, мягко, удобно.

— "Свобода размахивать руками заканчивается у кончика носа другого человека".

— Да брось ты! Что ж я, нерадивому кухарю и затрещину дать не могу? Бог сказал: "Не мир я принёс, но меч", А это, знаешь ли, куда глубже, чем перед носом махнуть. Про самую печень.

Софочка — законченная эгоистка. Сам такой, поэтому хорошо понимаю. Но у меня уже следующая стадия. Предпоследняя. Дальше только "чистая мудрость". Когда "всё так забавно".

Пока, как и положено по диалектике: "переход количества в качество". Я не рассматриваю людей как средство достижения цели. Я сам средство. Для создания целей у них. Цели: "чистить зубы по утрам и вечерам" — не было? — Будет. И ничей "кончик носа" меня не остановит.

Объяснить экс-княгине штудии Канта нереально. Поэтому вбивать.

Я подошёл к подвешенной к потолку Софье и некоторое время с ненавистью её рассматривал. Язва хитромудрая. Глаз и ушей не видно, рот заткнут. Молчит. Вот же… змеюка подколодная. Сдёрнул с её головы шапку. Софочка поморгала, узнала меня, начала как-то дёргаться, мычать. Кажется, что-то приветственное. Типа:

— Ну, наконец-то! Как я рада! Заждалась совсем. Извини, что не в праздничном платье — обстоятельства-с. Но ты же не в обиде? Кстати…

Нет уж. Слушать тебя вредно. Придурок, который тебя послушал просто по доброте душевной, ныне уже под Ярославлем. Ничего, телеграф работает, завтра утром его уже… Не учла ты, искусница, скорости передачи данных по специализированным каналам связи, рановато сдала терпилу. И остальных сдашь. Точильщик и Ивашко уже подняты, сейчас начнут "зачищать" твоих "крестников".

Самое скверное, что масса нормальных, честных людей, которые "ни сном, ни духом", виновные лишь в знакомстве с тобой, в добром к тебе отношении, будут, от моего имени, подвергнуты разным… неприятным процедурам. Почти все — зря. Но время и силы моих людей будут потрачены. И у многих отношение ко мне, к здешней власти… не улучшится.

— Ты — дрянь. Ты создаёшь для меня смертельную опасность. Ты — дура. Я пытаюсь спасти тебя и твою дочку. Рискуя своей головой, сунулся в Боголюбово — едва ноги унёс. Ночей не сплю, мозги ломаю. А ты… ты мне не веришь. Не веришь тому, что я хочу оставить тебя в живых, сделать для этого всё возможное. Найти выход в безвыходном положении. В твоём безвыходном. Ты, своим неуёмным умишком воображаешь, что можешь перемудрить меня. Перехитрить, обвести вокруг пальца. Суетишься. Неумно. И создаёшь для меня существенную и явную угрозу. За что и будешь наказана. Бита плетью.

Она что-то мычала себе в оправдание, гримасничала лицом и телом. К чему мне её слова? Это с дознавателем можно торговаться: я тебе имя, а ты меня плетью не нынче, а через полчаса.

Слева раздался какой-то шорох.

Во, блин, так увлёкся, что и забыл.

— Это что?

Ноготков подмастерье, в задумчивости водивший кончиком плети по обнажённой спинке зажатой в дыбе Ростиславы, ошарашенно уставился на меня. Реплика в сценарии не предусмотрена, импровиз. Но, факеншит, эта змеища… с её изобретательностью и пронырливостью…

— Ну… дык… эта…

Я ткнул пальцем в плеть и жестом показал ожидаемое движение. Парень похлопал глазами, вспомнил сценарий и, отойдя на шаг, взмахнул и с выдохом ударил плетью.

По полу, конечно, рядом с безостановочно уже дрожащими тощими бледными ляжками Ростиславы.

— Во. Эт так, чисто для знакомства. А вот теперя, штоб, ну, поближе… Эх-хя!

Пропустив плёточку через ладонь, он, чуть ли не хохоча, озвучил замах и новый удар. По земле. С другой стороны бёдер бедной княгини. Снова вытянул плеть и весело, немножко смущённо, по-доброму улыбнулся мне.

Для него, для всего здешнего коллектива — это игра. Заранее обговорённая забава, развлечение. Возможность показать начальству азы своего мастерства и, одновременно, подурачиться. Чуть попугать девку.

Это ж смешно! Саечку за испуг и га-га-га.

— Прекратить.

Парнишка разочарован. Тут же столько интересных трюков есть! Он, похоже, уже и программу продумал. Можно просто воздушными толчками, без прикосновения, довести подопечного до панического ужаса, когда он сам, не управляя своим телом и разумом, обделываясь и завывая, будет беспорядочно биться в дыбе, будет — сам! — сдирать свою кожу, рвать связки и выворачивать суставы. Можно хлопком плети над ухом оглушить, сбить с настроя, заставить потерять ориентацию и соображение…