Герварт Вальден — куратор нового искусства. Жизнь и судьба

Если оглянуться на искусство, а заглянуть можно как минимум на шесть тысяч лет до Рождества Христова, наблюдается постоянное повторение двух этапов искусства: импрессионизма и экспрессионизма. Первой формой художественного высказывания у всех народов был импрессионизм. И он как раз является высказыванием, но не откровением. Художественное высказывание состоит из воли к подражанию внешним впечатлениям и к оптической или акустической фиксации впечатлений внутренних. Таким образом, полностью отсутствует решающий для искусства момент: откровение. Так называемая воля, равно как и внешнее и внутреннее впечатление, привязаны к конкретному человеку. Даже если он называет себя личностью, он представляет собой частный случай: по сути, он продукт рождения, воспитания, образования, окружения, расы и нации. Высказывание человека случайно, поскольку буквально возникло из его частного случая. Или того, что его внезапно осенило. Отсюда вытекает всеобщее понимание искусства импрессионизма. Многие люди выросли в похожих случайных обстоятельствах и поэтому легко находят общий язык. Однако никто не станет утверждать, что за пределами общего понимания ничего нет. Также невозможно утверждать, что только рассудок естественен. Поскольку мы постоянно живем рядом с естественным человеком, который рассудком не обладает: это ребенок. Ребенок живет и выражает себя первое время только откровениями. Это сознание, лишенное Я. Он систематически делается продуктом случайных условий. Он становится человеком или личностью. С этим распеленыванием человека искусство не имеет ничего общего. В искусстве нет развития, искусство не делается, оно даже не создается. Оно творит себя само. Художник не властелин его, а служитель.

В исторической перспективе мы постоянно убеждаемся, что искусство никак не связано с происхождением по крови. Искусство есть у негров и жителей островов Новой Зеландии. Искусство есть у крестьян и у пастухов. Бетховен был сыном официантки, а Генрих фон Клейст потомственным дворянином. Наука построена на сравнениях, и искусствоведение доказало, что искусство никак не связано с рождением и сознанием. История искусства — лишь перечисление имен людей, обладавших художественным дарованием. Но это художественное дарование — лишь предпосылка, но не само искусство. Это художественное дарование — не более чем наличие сильной чувственной способности восприятия цвета, формы, оттенка или значения слова. Подобной сильной восприимчивостью обладает каждый ребенок. Воспитание только уничтожает ее, а не пестует. Воспитание не дает ребенку возможности понять. Ребенку не дают раскрыться, а снова спеленывают его. Ребенка не обучают совсем или натаскивают его, навязывают готовые образы. Ребенок видит Землю как калейдоскоп картин, а ему навязывают уже готовое представление о ней. Ребенок видит, слышит и чувствует пульс жизни. Его учат понимать жизнь. Можно ли вообще понять жизнь? Понимаем ли мы ее? Мы можем разве что научиться стоять на ногах. Но спасает ли эта наука от падения? Не подпадаем ли мы под законы жизни? Мы познаем жизнь только в сравнениях. Искусство есть сравнение. Художественный опыт первобытных народов и детей не сравнимы. И в доисторическое время сначала возникал импрессионизм, а за ним следовала более развитая форма — экспрессионизм. А ребенок, напротив, рождается экспрессионистом, а воспитание делает из него импрессиониста. Потому что ребенок лишен знания фактов. Его внутреннее чувство живо, а внешними ощущениями он только учится пользоваться. Он рождается уникальным, а потом отказывается от этого.

Высокий уровень живописи и скульптуры у первобытных народов в доисторические времена, после преодоления примитивного импрессионистического видения, объясняется довольно просто. Первобытный человек не имеет интеллектуального представления о воле. Он не чувствует себя личностью. Он чувствует себя связанным с другими, он религиозен. Он не хочет назвать неназываемое. Он хочет объять необъятное. Ему не нужна тысяча языков, чтобы говорить. Ему нужно тысячу рук, чтобы все объять. Он хочет иметь много голов и много глаз, чтобы видеть вокруг себя. Он хочет иметь много ног, чтобы перешагнуть границы. Он не представляет себе Бога по своему образу, он является маленькой частицей Бога. Свою жизнь он воспринимает человеческой, а себя связанным по рукам и ногам. Искусство не рукотворно — и оно свободно. Религия для него не искусство. А вот искусство — религия. Потому что искусство есть откровение.