Гесериада

Только стал Гесер подъезжать к урочищу Нулум-тала, как у самой дороги стоит белая юрта-дворец. В полном вооружении Гесер останавливается у ее дверей. Выходит маленький мальчик:

— Чья это юрта, мой милый? — спрашивает Гесер.

— Это, — отвечает мальчик, — это юрта Аджу-Мерген, супруги государя десяти стран света Гесер-хана.

— Дома твоя мать?

— Матушка моя состязается с Гедергу-хара’ем. То побеждает Гедергу-хара, то побеждает матушка.

— Ты, милый, передай ей, что я хотел было остановиться на некоторое время у нее, но недосуг мне: надо преследовать своего кровного врага; передай ей также, что я поехал на запад. И с этими словами он помчался галопом на восток.

В это время появляется Аджу-Мерген с луком и стрелой наготове.

— Милый, — спрашивает она мальчика, — в какую сторону поехал тот человек?

— Он поехал на запад! — отвечает мальчик.

Посмотрела она на запад — ничего не видно; посмотрела на восток: за тринадцатью холмами виднеется удаляющийся шишак шлема, называемого Дагорисхой. Тогда ударом стрелы Аджу-Мерген сбивает шишак с его шлема.

— Эта окаянная, — говорит Гесер, — на скаку поднимая свой шишак, эта окаянная имеет основание гневаться!

— Что же это? — говорит Аджу-Мерген. — Видно, если отец зловредный, то зловредны у него и дети уже с малых лет! И она пристрелила мальчика.

* * *

А Гесер уже едет по родным кочевьям.

«Попытаю вестей у дядюшки по матери!» — думает он, и, памятуя, что на вопрос в этом году ответ дают в будущем, он отправляется и угоняет у них табун. Го-Дабсу-Баян, с попавшимся под руку ковшом в руках, которым он погоняет коня, настигает Гесера и, узнав его, говорит:

— Дурень ты набитый! Ты угнал у меня худенький табунишко, а того не знаешь, что приходили три ширайгольских хана: они убили и твоего старшего брата Цзаса-Шикира, и благородного Нанцона твоего, и прочих тридцать богатырей, перебили и трехсотенный отряд твоих хошучинов, забрали твою жену, Рогмо-гоа, и грабежом увезли все твое имущество, а отец твой, Санлун, живет в холопах у Цотон-нойона. Вот сколь многих дел ты не знаешь! Что ж тебе пользы, что ты угонишь мой табун?

Узнав таким способом обо всех своих домашних делах, Гесер отдал назад Го-Баяну его табун.

* * *

Уже совсем недалеко он от своей главной ставки, а Цотон-нойон, оказывается, занимает Гесер-ханову белую переднюю юрту-дворец на пятьсот человек.

Гесер располагает свое кочевье по реке Балаха. Чудесною силой своей прорастил он две шимнусовых сумы с душами всякого вида скота: и вот по горам и долам пасется несметное множество скота, как будто бы тут много улусов. Сосредоточением мысли он воздвиг тридцать сороков дворцов и среди них, в виде главного, поставил огромный белый дворец, с красным верхом над дымником.

Затем Гесер отправляется в объезд по своей главной ставке, и вот лишь только увидел он при объезде, что сталось с его тринадцатиалмазным храмом-сюмэ, как увидел, что сталось со всем его достоянием, он упал в обморок, потеряв сознание.

Тогда подходит к нему тот человек, которого учила Рогмо-гоа, и окуривает лицо Гесера зажженной ресницей Рогмо-гоа, и вливает ему в рот склянку ее слез. Гесер сейчас же пришел в себя и встал. Этого человека он взял к себе и поместил в своем хороне.

* * *

Оказалось, что Цотон-нойон действительно обратил Гесер-ханова отца, Санлуна, в своего крепостного — табунщика.

— Эй, старик! — говорит он. — Поезжай-ка и разузнай, почему это такое множество людей расположилось кочевьем у истоков нашей реки? Скажи им, чтобы они зря не вынуждали своих сайдов и нойонов к мерам взыскания! Если же они простоят несколько дней, то считай посуточно и забирай их скот!

С такими распоряжениями он посылает старца Санлуна.

Старец Санлун седлает коня, пристегивает к поясу свой колчан и лук, привешивает свою складную саблю и едет. По дороге же ему приходит на ум сравнение: ах, никогда, со времени отъезда моего Гесера, никогда не было здесь такой прекрасной кочевки, совсем как будто бы прежнее кочевье моего родного Богдо, искоренителя десяти зол в десяти странах света! Чьи же могут быть такие прекрасные юрты? — и он подъезжает со слезами на глазах.

Гесер, наблюдая в полуоткрытую решетку изнутри юрты и завидя его, говорит:

— Ну, Тумен-чжиргаланг, надевай шапку: вот он близко, наш старый батюшка! Оставь его, угости, побеседуй с ним и тогда только отпусти его. Боюсь, как бы он, увидав меня, не разгласил своим необдуманным поведением! — и с этими словами Гесер забежал за стол, задернул за собой занавеску и сидит.

Подъехавший старец стал в обычных словах расспрашивать что за люди, откуда, а потом говорит:

— Меня послал хан Цотон: велит вам не мешкая откочевать, а иначе будет забирать скот по суточному расчету. Какое, говорит, они имеют право останавливаться в моем кочевье?

— Ах, дедушка, — говорит Тумен-чжиргаланг. — Умереть со страху, справедливо распоряжение твоего хана. Мы люди маленькие, откочуем, да наших мужчин нет дома: ушли на охоту. А как только они вернутся обязательно откочуем. А вы, дедушка, пожалуйста, сперва откушайте чаю и шолюну, а уж потом и поезжайте.