Гештальт-самотерапия. Новые техники личностного роста

Постепенно мои воркшопы изменились. Сегодня это, главным образом, воркшопы по самотерапии, сильно отличающиеся от первоначальных воркшопов по общению с элементами самотерапии в виде домашних заданий (4). Участники по-прежнему общаются, придерживаясь уровня здесь-и-сейчас, но гораздо меньше внимания уделяется умению управлять другими людьми, мы больше заботимся о росте. Участники используют эти встречи действительно творчески, как материал для непосредственной самотерапии. Люди лучше осознают свой внутренний мир, исследуют иррациональные чувства. Вместо того чтобы принимать обратную связь просто в качестве информации, пытаться соглашаться с группой, чтобы приспособиться к ней на поверхностном уровне, участники изменяют провальные паттерны на самых глубинных пластах.

Я привыкла обучать самотерапии на лекциях и через книги. Но такой метод подобен обучению навыкам без отработки на практике. Сегодня на моих воркшопах происходит действие, и я являюсь полноценным членом семьи. Время от времени что-нибудь затрагивает одну из моих иррациональных областей, и студенты видят, как я прохожу процесс самотерапии. Я служу им примером.

Раньше в качестве иллюстративного материала выступала одна я. Сегодня студенты учатся друг у друга. Вместо разбора только одного вида невроза воркшопы демонстрируют самые разные типы личностей и провальные паттерны, с которыми можно идентифицироваться и на примере которых можно учиться.

У каждого есть свой способ использования самотерапии. Раньше я обучала методу, который эффективен для меня. Атмосфера воркшопа стимулирует творческую активность, и участники формируют собственные методы. На своих примерах они учат друг друга и меня. На каждой сессии я узнаю что-нибудь новое.

Я узнала, что мы можем погрузиться в прошлое гораздо дальше, чем я себе представляла. Несколько лет назад, после десятилетий самоконтроля, благодаря самотерапии мне удалось заплакать, но беззвучно, и скупыми слезами. Я вытирала их, как только получала облегчение, пережив внешнюю эмоцию. Молодые люди на воркшопах поражают меня тем, что в процессе самотерапии их голоса меняются. Звук рыданий, который поначалу кажется соответствующим их возрасту, постепенно молодеет по мере того, как они углубляются в прошлое. Матери, участвующие в группе, узнают в этом плаче младенческие всхлипы, и всех посещает странное чувство, что в зале есть маленький ребенок.

Я узнала, что слезы в ходе моей самотерапии были слезами Взрослого, который жалеет Ребенка. В гештальт-самотерапии я стала двигаться назад в детство. Я искренне удивилась, услышав собственные рыдания, похожие на плач маленькой девочки, которой когда-то была. Другие участники среднего возраста учатся у молодых, более гибких членов группы: они узнают, что тоже могут проникнуть в прошлое.

Участники, вспоминающие болезненные сцены детства, подтолкнули меня к тому, чтобы повторно прожить чувства, которых я избегала всю жизнь. Они дали мне мужество пережить боль, беспомощность и ужас.

Всю жизнь мною руководило навязчивое желание спешить, меня подгонял страх опоздать на встречу, я боялась не успеть вовремя закончить работу. Хотя я жаждала освобождения от мучительного внутреннего голоса, подгоняющего меня: «Торопись, торопись! », применение старых техник самотерапии никогда не приносило долговременных результатов.

В нынешнем году этот синдром доставил мне столько неприятностей, что, отчаявшись, я еще раз попыталась с ним разобраться. Я вспомнила недавний критический случай, когда я почти опоздала, и спросила себя: «Что случится, если я не буду спешить? Какую ужасную катастрофу я стараюсь предупредить? Когда было слишком поздно избежать катастрофы? »

Мне вспомнилась смерть мачехи. Будучи вполне здоровым человеком, она неожиданно попала в больницу с болью непонятного происхождения. Когда я приехала туда на следующее утро, ее комната была пуста. Я металась по больничному коридору, разыскивая ее в каждой палате, пока сестра не сказала: «Разве вы не знаете? Она умерла вчера ночью».

В ходе гештальт-самотерапии я вернулась к тому отрезку времени, когда долго ехала в метро, чтобы добраться до больницы, и почувствовала свое жуткое желание торопиться.

Мюриэл. Быстрее, быстрее! Ну пожалуйста, поехали быстрее. Я опоздаю. Мне нужно добраться до больницы, или она умрет.

Поезд. Я не буду торопиться. Я тебя задержу. Я не позволю тебе успеть.

Мюриэл. (Чудовищное напряжение каждого мускула, пытается заставить поезд ехать быстрее. ) Пожалуйста, пожалуйста, поехали. Не задерживай меня. Она умрет (и т. д.; речь сопровождается тревогой и фрустрацией).

Потом я снова спросила себя: «Что еще мне это напоминает? Кто еще мог умереть, если бы я не поторопилась? » Я вспомнила рассказы о моем рождении. Мама рожала меня дома, без анестезии. У нее был низкий болевой порог, а роды проходили тяжело. В течение двадцати двух часов врач вытаскивал меня из ее чрева с помощью инструментов, от которых на моем теле до сих пор есть шрамы.