Мне кажется важным, что впервые я встретился с Фрит-цем во время первой поездки в Эзален вместе с Карлосом Кастанедой. Хорошо известный теперь американский антрополог Майкл Харнер пригласил нас присоединиться к нему во время презентации центра по шаманизму. Эзален только что распахнул свои двери, а Фритц жил там; он все еще не работал, он только-только начинал показывать в Эзалене, кто он на самом деле. Нам выпала честь увидеть его среди присутствующих на открытии центра, с нами была и Элси Пэриш, целительница индейцев Помо. Помнится, как Фритц высказался в перерыве, что то, что делает Элси, и есть шаманизм, он и сам был шаманом. Судите сами, поскольку шаманизм по характеристикам является интуитивизмом, одной из типичных форм экспрессии которого есть направление момент за моментом потока переживаний другого - столь характерного для гештальтной ситуации. Характеристикой шамана является и его «энергетическая заразность», что немало сопутствовало успеху Фритца, как и работе других больших терапевтов. Но более существенно, что среди других традиций шаманизм является наиболее дионисийным, точно так же, как Гештальт-терапия дионисийна среди новых «путей роста».
Хочу теперь обратиться ко второй теме и высказаться по поводу дыр в Гештальте и потенциальной роли Гештальта в холизме программы роста.
Вы знакомы с понятием «дыр», которое предложил Фритц. У человека может не быть глаз, но он чувствует себя видящим; у другого можно удалить сердце, и тогда ему потребуется тепло кого-то другого. Некоторые не ощущают своего тела, вместо этого они в контакте с абстракциями. Каждый из нас не замечает какие-то аспекты своего переживания, часть своего поля переживания. Я полагаю, что подобное встречается в Гештальте как культурно-социальное явление. Фритц часто пользовался словом «отрицание». Как известно, он определял эго как явление идентификации - акт, которым мы определяем «это моя граница», которым устанавливаем себе барьеры и говорим: «Все, что за пределами,- это не я, не я». И Гештальт-терапия говорит: «Это не Гештальт». Она воздвигает свои барьеры и утверждает, что то-то и то-то «не есть Гештальт-терапия».
Я сказал бы, что Гештальт-терапия появилась на свет в соперничестве - и весьма успешном - из того, что мы сейчас называем гуманистическим движением. Фритц никогда не уходил от соперничества. При необходимости он мог умело побороться с монополией психоанализа, с догматической монополией, отвергнувшей многих талантливых людей (таких, как Хорни) и сопротивляющейся творческому подходу. Фритц был первым, кому удалось в одиночку противиться психоанализу в США так, что именно о Гештальте было сказано: «В этом есть какая-то могучая терапевтическая сила». Я говорю, что это и открыло путь для гуманистического движения в целом, поскольку идеи следовали за практикой, а не наоборот. В то время, как другие подходы ТА, группы столкновения и т.д. не смогли достичь такого успеха, хотя и хлынули на сцену после того, как величайшему авторитету психоанализа был нанесен удар.
Фритц исходил из отношения состязательности контекстов, когда говорил: «Это не так, а вот это гораздо лучше». Например, он подчеркивал о себе, сколько лет потерял, почивая на лаврах, никогда не мог простить Фрейду, сколь мало внимания тот ему уделил во время посещения Вены. Однако хотелось бы сказать, что не только не нужно, но и непростительно выбрасывать за борт процесс инсайта в психотерапии или сводить его к минимуму, что стало привычным для Гештальта. Я считаю, что любая глубокая терапия оперирует посредством инсайта, даже когда это и не интерпретация, а поведенческий эксперимент, такой, как рискованность, групповое взаимодействие, инсценировка, обостренное внимание, рассказ о личных переживаниях терапевту, ведущий к инсайту. Я полагаю, что нет необходимости отбрасывать простой процесс рассказа о восприятиях и понимании со стороны терапевта. Интеллектуализация не подходит для сеанса Гештальт-терапии, однако сегодня многие (а Эйб Левицкий прежде всего) считают, что вовсе не нужно применять Гештальт для каждого отдельного сеанса или же что можно чередовать Гештальт с интерпретацией. Сегодня есть даже аналитики, провозглашающие Гештальт вкладом в психоанализ (и я считаю это логичным, если под этим понимать не анализ, в котором изначальная приверженность к специфической теории вымарывает феноменологический аспект терапевтической деятельности и свободную игру терапевтической интуиции).
Дырами, нарастающими в Гештальте из-за отказа от психоанализа, являются не только теоретическое непризнание инсайта и практическое неиспользование интерпретации, но также и неиспользование свободной ассоциации, которую Фритц отвергал и называл свободной диссоциацией. Я полагаю, что иногда полезно прибегать к свободному потоку мышления (а не к ощущению - поступку - восприятию пациента), точно так же, как полезно интерпретировать, однако не догматически, но в свете «Так я это вижу».