Когда я спрашиваю себя, какой из огромного репертуара методов ближе всего к Гештальту, первое, что приходит в голову и о чем я говорил в своей книге «О психологии медитации» (в соавторстве с Робертом Е. Орнстайном, Нью-Йорк, 1971 год) почти 20 лет назад: естественно-еи-пассана, медитация, представляющая первую и наиболее характерную технику буддизма, являющаяся ни чем иным, как вниманием к «здесь и теперь». Разница между ними заключается в том, что в классической буддистской медитации практика обращения к «непосредственным данным сознания» (говоря словами Бергсона) не является межличностной деятельностью, это деятельность в одиночестве, обычно в молчании и неподвижности. Поэтому можно сказать, что Гештальт-теория (как говорил Джим Симкин) - это практика «здесь и теперь» в контексте «Я и Ты».
Параллельность Гештальта буддизму не заканчивается традицией хинайаны, где главной практикой является випассана. Хотя Гештальт и можно рассматривать как откры-тие заново (если не применение) випассаны в межличностной ситуации, Фритц был все же более близок Дзену, чем традиции хинайаны.Такое влияние оказали на него его друг и последователь Эмил Вейсс в Нью-Йорке и поездка в Японию. Когда он переехал в Калифорнию, это влияние вызвало особый интерес у представителей местной культуры (гораздо больший, чем где-либо в другом месте на западе), которые в те годы сильно увлекались востоком, в особенности замечательной интерпретацией Дзена Аланом Уаттсом.
К теме Гештальта и Дзена обратились многие газеты. Мне кажется, что наиболее значительно сходство представлено приглашением отказаться от концептуального мышления, спонтанностью, характерно твердым, жестким образом поведения учителя/терапевта.
Однако еще больше, чем с хинайаной и Дзеном, параллелей у Гештальта с тантрическим буддизмом, называемым также ваджрайана, или «алмазным путем». Несмотря на сходство между випассанои и упражнением континуума осознанности, эта ранняя хинайанная форма буддизма отличается от Гештальта тем, что ей свойственна суровость, контрастирующая в целом с гедонистическими терапиями. Если в хинайане особое внимание придается дисциплинированности, то в Гештальте поощряется спонтанность и экспрессия импульсов. Хотя в Дзене также высоко расценивается спонтанность, но еще большее значение она имеет в тантрическом буддизме, где вдобавок большой упор делается на «трансформации энергии»: трансмутации страстной и патологической мотивации, характерной для затемненного сознания, в различные качества озарения (символизируемые Дхайани Буддами и соответствующими цветами). В данном процессе трансформации используются упражнения визуализации, в которых наиболее значительный аспект является не непосредственно визуальным представлением, а вызыванием ментальных качеств и актом воображаемого наделения себя ими. Хотя в Гештальте и нет богов и архетипов, но зато есть образы видений, субличности, язык тела; в этом отношения Гештальта и тантрического буддизма сходны с интерпретацией религиозных символов в каббалистической традиции и интерпретацией символов видений, разработанной Фрейдом.
Возможно, что Фрейд (как полагает Дэвид Бакан, намекая на определенную литературу в библиотеке Фрейда) находился под влиянием хассидских идей, а идентификация с символическим материалом Фритца Перлса пришла вовсе не с востока, а, как известно, из театра, в особенности из общения в годы ученичества с Максом Рейнхардом.
Существует менее известное, но более продвинутое учение в буддизме, в котором мы находим параллели с Гештальтом,- это Дзогс- чен, или Aти-Йога, о котором на западе стали говорить и писать лишь недавно; это учение покоится на двух столпах - внимании и естественности. Практикующий может прийти к Ати-йоге через опыт предшествующих «носителей» или йана, что составляет гуруйога и вводную практику. Можно сказать, что в целом это основано на внутренней отработке внимания и познании совершенства. Это соответствует гештальтной ситуации, где ощущение недостаточности рассматривается как наследие («незавершенное дело») прошлого, и пациенту предлагается обратиться от незаконченности, связанной с мышлением (воспоминания и предвкушения), к возможности обрести завершенность даже в болезненных ситуациях, которые переживаются осознанно и со здоровым отношением.