— Про Черчилля — да, а вот про Рудольфа Гесса — нет.
— Вот как? Значит, эта история еще актуальна?
— Еще как! Черчилль и Гесс встречались несколько раз в годы войны. Они вели переговоры, а стенограммы этих встреч сохранились. В этих стенограммах есть нечто, что может очень сильно повредить Великобритании. Мы не должны допустить, чтобы кто-то добрался до этих архивов.
— Ты говоришь «кто-то», значит, есть подозрения?
— Мы не знаем пока точно, наша информация ограничена сведениями источника из Берлина. Бывший директор тюрьмы Шпандау, в которой сидел Рудольф Гесс, мог вступить в контакт с русскими.
— Даже так?
— Еще раз — мы этого не знаем. Мы знаем только, что он активно ищет возможности добраться до этих архивов. С этой целью старик ищет для себя подходящих исполнителей. Точнее, мы думаем, что он нашел одного русского, который и поедет в Швейцарию за архивами.
— А что в этом особого? Ну поедет какой-то русский — и хорошо, покопается в бумагах — и ладно. Почему вдруг это интересы Великобритании?
— Вилли, мы считаем, что эту операцию за спиной директора тюрьмы ведут русские, может быть даже, что старик об этом не знает. Его могут вести вслепую. Мы должны опередить их, встретить этого русского в Швейцарии и не дать ему возможности добраться до архивов. Ты можешь себе представить, какой поднимется шум, если русские доберутся до бумаг? Откроют архивы, а там Черчилль договаривается с Рудольфом Гессом об особом плане, который пока никому не известен. А ведь это может стать достоянием мира. А там наш толстяк договаривается с Адольфом о мире, причем тайно от всех. Скандал мирового масштаба. Британию тут же поставят в один ряд с нацистской Германией, и из победителей Гитлера мы станем его пособниками. Конец империи. Катастрофа. Короче — архив не должен попасть в руки русских.
— Все понятно, шеф.
— Ты летишь сегодня вечером, никакой связи по телефону, факсу и прочей электронной фигне. Работаешь в одиночку, у тебя есть все полномочия, да. Помогут наши из швейцарской полиции. Тебя встретит Густав, он не совсем в курсе, о чем идет речь, но поможет. Густав надежен.
— Знаю его хорошо, он ведь идейный?
— Нет. Он наш, и это намного надежней, чем идейный… Шутка… Пусть тебя это не волнует. Билет тебя ждет, вылетай немедленно.
Глава 7
Ставка Сталина. Конец мая 1941 года
У вождя было плохое настроение. Это началось еще с вечера. Заболела голова, пропал аппетит, разнылась старая рана на правой руке. В молодости в одной из драк финский нож проткнул ему руку до кости. Рана долго гноилась, остался некрасивый рубец, и в этом месте рука часто болела, иногда так сильно, что требовались обезболивающие таблетки или даже укол.
Сталин грузно ходил по кабинету, рассматривая невидимые пылинки на шторах и мебели. Он был одет в серый френч со стоячим невысоким воротником, подшитым мягкой белой атласной тканью. Он всегда надевал этот френч, который напоминал ему о первых годах власти после смерти Ленина. Сталин надел такой френч сразу после похорон вождя мировой революции и с тех пор считал эту одежду личным символом власти. Он не был суеверным, но приверженность символам была хорошо известна его окружению. Например, адъютанты никогда не приносили чай с четным количеством ломтиков лимона. Три или пять были нормой. Однажды немолодой майор, который в тот день принес чай, ошибся и ломтиков лимона на блюдце оказалось шесть. Вождь ничего не сказал, только молча глянул в сторону майора. Утром следующего дня майора увезли прямо из Ставки, и он больше никогда там не появлялся. Вот и френчи также играли для Сталина символическую роль.
У него было несколько совершенно одинаковых френчей, которые отличались только высотой стойки-воротника. В холодные осенние и зимние дни он выбирал высокую стойку, в которой ему было теплее и уютнее. Это для своего народа и, конечно, для своего окружения он был строг и ужасен, но для себя лично Сталин легко позволял маленькие приятности. Френч был символом и одной из немногих личных слабостей вождя. Правда, Сталина смущало происхождение этого «пиджака», как он привычно называл френч своим помощникам, готовившим ему гардероб на день. Сталина раздражало то, что это название «пиджака» вообще-то принадлежало британскому фельдмаршалу Джону Френчу, который и придумал этот китель с четырьмя карманами, хлястиком сзади и широкими плечами для погон. Кроме того, Сталину было неприятно, что Черчилль, которого он особенно не любил, тоже охотно носил подобный гардероб.
Однажды, это было в 1925 году, на съезде ВКП(б), Зиновьев, увидев Сталина в новеньком френче с красной оторочкой по верху воротника, насмешливо отдал честь и сказал:
— Да тебе френч идет больше, чем Керенскому.