Читаем Гёте. Жизнь как произведение искусства полностью

«Алтарь благодарного сердца» – это гора Броккен. К этому восхождению Гёте подтолкнули не альпинистские амбиции, хотя для того времени покорение горной вершины в зимнее время было незаурядным достижением. По возвращении Гёте писал Шарлотте фон Штейн: «Хочу открыть Вам (но никому ни слова), что на Гарц я отправился с тем, чтобы покорить вершину Броккена»[681]. Зачем? Успех или провал этой затеи должны были послужить «подтверждающим знаком»[682].

Если ему удастся покорить Броккен, это будет знаком судьбы, знамением божьим. Но в чем не уверен Гёте? Трудно сказать. После восхождения он пишет в дневнике: «Что есть человек, что Ты помнишь его»[683]. Только это мы и знаем наверняка: этот знак послужит подтверждением тому, что боги – или судьба – по-прежнему к нему благосклонны. Или, как, вероятно, справедливо полагает Альбрехт Шёне, доказательством того, что решение остаться в Веймаре было верным.

Несколько недель перед путешествием в Гарц Гёте провел в Вартбурге, в полном уединении, в то время как в долине, в Эйзенахе, герцог со своими приятелями-придворными предавался шумным охотничьим забавам. Гёте опять мучается сомнениями, он чувствует, насколько чуждо ему это общество. В дневнике появляется странная запись: «и все же я обречен на отчуждение там, где надеялся на близость»[684]. С этими людьми у него теперь мало общего. Однако к герцогу он по-прежнему испытывает глубокую привязанность. Только это его и удерживает. Герцог «становится мне все ближе и ближе, дождь и порывистый ветер гонят овец друг к другу»[685]. И после этого, с подчеркиванием и двумя восклицательными знаками: «Править!!» Вокруг Вартбурга тоже бушует непогода, и Гёте снова охватывает настроение «Странника в бурю», это упорное сопротивление ветру и ненастью, эта непоколебимая вера в силы того, кто «храним всемощным гением»[686]. Отныне он, вопреки всем трудностям и препятствиям, будет править вместе с герцогом. Но разве это достаточно серьезное испытание – «править» столь крошечным государством? Быть может, на карту поставлено нечто большее? Не идет ли здесь речь о более важном решении?

Как бы то ни было, но решение остаться в Веймаре имело огромные последствия для всей жизни Гёте. Вся его дальнейшая жизнь, вся его деятельность были неразрывно связаны с герцогом. Веймар навсегда станет его миром, в который он вовлечет и прочие миры. После восхождения на Броккен он с гордостью напишет: «Со мною Господь поступает так же, как с древними святыми»[687].

Что касается самого подъема на гору, то в одном из писем к Шарлотте фон Штейн Гёте дает красочное, даже немного торжественное описание этого события. Рано утром он пришел к торфяному домику у подножия Броккена, где застал лесника за «утренним возлиянием». Тот уверил его, что при таком снеге и тумане о восхождении на гору нечего и думать. Он, во всяком случае, ни за что не осмелится лезть на Броккен, а уже он-то знает, о чем говорит. Они выглянули в окно: туман застилал горные вершины. «Я молчал и про себя молил богов переменить настрой этого человека и погоду, а сам не говорил ни слова. И вдруг он сказал: вот теперь Вы можете видеть Броккен. Я подошел к окну, и гору можно было рассмотреть так же ясно, как отражение своего лица в зеркале. Сердце мое возликовало, и я воскликнул: как же мне не взобраться на нее? Может, у Вас есть слуга или кто еще? Но он сказал: я пойду с Вами. И я вырезал знак на оконной раме на память о нахлынувших слезах радости. И если бы я писал не Вам, то грех было бы рассказывать об этом. Я не верил в это до самого последнего уступа. Туман остался внизу, а наверху царила божественная ясность»[688].

Этой ясной видимости на вершине горы посвящены последние строки «Зимнего путешествия на Гарц»:

С непостижной душой,Открытою тайной,Из-за туч он взираетНа изумленный мир,На избыток его богатств,Которые он орошаетИз артерий собратьев своих[689].

Здесь слышен мотив, великолепно раскрытый Гёте в «Песне о Магомете»: как горный ключ бежит по скалам, превращаясь в стремительный поток, как он орошает землю и дарует влагу всему, что на ней растет, как он принимает в себя другие реки и ручьи и наконец изливается в море. Аллегория животворящего духа, «гения». Эта тема тоже слышна в гётевском восприятии покорения Броккена – он окрылен, он чувствует в себе новые силы – не только для «правления», но и для поэзии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии