Гёте. Жизнь как произведение искусства

Смелость подобной аргументации не может не удивлять, ибо мыслительные структуры традиции, от которой отходит Спиноза, не были самонесущими конструкциями: стоило исчезнуть постулатам христианской или иудаистской веры, как все рушилось. В этой традиции действовал негласный принцип: вера получила универсальные истины через откровение, а задача мыслящего разума – раскрыть эти истины. Опору давала сама вера, но также соответствующие социальные институты, традиции, ритуалы, в которых закреплялась коллективная история веры. Традиционная вера была не событием внутренней жизни отдельно стоящего индивида, а служила укоренению этого самого индивида в религиозной общине и ее связях. Спиноза отказывается от этой опоры, которую дают индивиду коллективная вера и религиозная община. Еврейская диаспора в Амстердаме преследовала его как еретика, угрожая расправой. Он вел замкнутый образ жизни, зарабатывая на хлеб шлифованием линз.

Может ли понимание единства, связывающего Дух с природой, служить опорой в земной жизни, может ли оно стать источником покоя или даже счастья? Этот вопрос задавал себе Гёте. Ответить на него можно, лишь проследив ход мысли Спинозы. В мышлении и познании он видит силу, освобождающую человека от страхов. В христианской метафизике подобная вера в избавляющую способность мышления отсутствовала, ибо считалось, что от страха перед миром может спасти только любовь, и любовь Творца – основа доверия к миру. Подобно тому как божественная любовь сотворила этот мир из ничего, так и ощущение того, что тебя любят и, соответственно, признают в твоем существовании, спасает от пустоты. Вера в возможности разума вторична по отношению к вере в бога. Однако Спиноза предпочитает целиком и полностью полагаться на разум. Для любви тоже есть место в этих играх разума, хотя Спиноза не верит в потусторонний источник этой любви; для него познание мира и отражение целого в человеческом духе и есть акт любви. «Любовь к Богу», в понимании Спинозы, есть не что иное, как познание. В процессе познания сознание сливается с бытием. Это то самое великое единение, в котором становится очевидной сущность «субстанции», а именно тот факт, что субстанция охватывает и дух, и материю как две стороны одной природы. Дух не противостоит природе, он, если можно так сказать, есть другое ее состояние, та часть природы, которая способна осознать саму себя. Вне целого этой субстанциальной природы, протяженной и мыслящей одновременно, ничего не существует. Это и понятно: иначе она не была бы целым. Бог существует не по ту сторону природы, он есть ее целостность и совокупность. Deus sive substantia sive natura: бог – это в равной мере субстанция и природа – такова формула Спинозы.

Теперь остается лишь выяснить, как понимается природа: как царство свободы или царство необходимости. Вера в божественное сотворение мира подразумевает, что природа есть порождение свободы, ибо бог создал ее по доброй, свободной воле, а не потому, что должен был ее создать. Поэтому она и впредь остается зависимой от божественной милости, не будучи самоподдерживающимся механизмом. Человек – тоже часть творения – может и должен строить свою жизнь в соответствии с этим общим порядком. Человеческая свобода может стать ответом на свободу божественную.

Спиноза приходит к другим выводам. В его понимании природа есть царство необходимости, а сознание свободы – иллюзия. Это как если бы камень считал, что падает на землю по собственной воле. Все происходящее имеет причину; даже то, что происходит внутри человека или между людьми, определяется законом каузальности, не знающим исключений. Причинная зависимость не предполагает предопределенности происходящего некой целью. Целевых причин не существует, т. е. в мире нет таких процессов, которые имеют место потому, что до их начала была намечена некая цель. В связи с этим нет смысла задаваться вопросом о цели природы в целом; точно так же было бы ошибкой полагать, будто человек действует в соответствии с некими целями и намерениями. На первый взгляд может сложиться именно такое впечатление, однако на самом деле человек имеет те или иные намерения потому, что их навязывает ему каузальность. Положение 32 первой части «Этики» – по всей видимости, единственного произведения Спинозы, которое прочитал Гёте, – гласит: «Воля не может быть названа свободной причиной, но только необходимой. <…> поэтому каждое желание не может существовать и определяться к деятельности, если оно не определяется другой причиной, а это, в свою очередь, опять другой, и так до бесконечности»[826].