Гёте. Жизнь как произведение искусства

Прямой смысл этих слов таков: Шарлотта отвергла возможность физической связи, и поэтому он не считает нужным утаивать от нее, что теперь чувственную сторону любви он переживает в отношениях с Кристианой. Он, конечно, не рубит с плеча, но говорит достаточно откровенно. А если уж подвернулся такой повод, то он продолжает расширять границы собственной свободы: «Но я охотно признаю, что больше не могу терпеть, как ты обращалась со мной до сих пор. <…> Ты следила за каждым моим жестом, за каждым движением, порицая проявления моей натуры»[1025]. Постепенно он все больше входит в раж и настолько утверждается в собственной правоте, что завершает свое послание совершенно неуместными предостережениями относительно потребления кофе: «К сожалению, ты уже давно пренебрегаешь моим советом в том, что касается кофе, и ввела диету, крайне вредную для твоего здоровья»[1026]. И теперь нечего удивляться охватившему ее унынию, ибо кофе только усилил ее «ипохондрические» наклонности. В следующем письме от 8 июня 1789 года – последнем перед весьма продолжительным перерывом – Гёте отказывается от прежнего самоуверенного тона и вместо этого пытается вызвать жалость к самому себе. Начав с рассказа о погоде, он заканчивает свое послание сетованием на жалкий удел всего человечества. Терпеть все это невозможно, и ему стоит огромных усилий воздерживаться «от планов по постепенному избавлению хотя бы одного из людей»[1027]. Эти фразы резко контрастируют с той веселой интонацией, которая преобладает в остальных письмах и заставляет поверить читателя, что этот человек был совершенно доволен и счастлив с Кристианой. Подтверждением тому служат не в последнюю очередь и эротические стихотворения, стилистически связанные с «Римскими элегиями» и возникшие во время медового месяца с Кристианой. Но пока об этом знает лишь узкий круг друзей, и в первую очередь Кнебель, герцог и Виланд, обладавший особым нюхом на любовно-эротические приключения. Женщин Гёте, разумеется, не посвящал в подробности этой стороны своей жизни.

Желание сохранить новую связь в тайне непосредственным образом отразилось на редакции последнего тома собрания сочинений в издательстве Гошена. «У меня есть причины, – пишет Гёте 6 ноября 1788 года Гошену, – отказаться от публикации двух последних стихотворений – “Наслаждение” и “Визит” – из первого собрания»[1028].

Стихотворение «Наслаждение» было написано в 1767 году и уже печаталось прежде, однако поскольку речь в нем идет о «чувственной радости» и о том, что она больше, если за нее не приходится платить, Гёте посчитал разумным воздержаться от его публикации, поскольку читатель мог связать его содержание с Кристианой. «Посещение», напротив, появилось действительно в первые недели их любви; в нем Гёте описывает свою спящую возлюбленную – прокравшись к ней утром, он кладет к изголовью кровати два померанца. В стихотворении нет двусмысленных намеков или непристойностей, однако для Гёте, по всей видимости, было достаточно и того, что в изящном портрете этой прелестной девушки из народа читатель мог узнать Кристиану. Еще один «эротикон» – стихотворение «Утренняя жалоба», которое Гёте 31 октября 1788 года послал Фрицу Якоби, – избежало его самоцензуры, хотя в нем вероятность узнавания Кристианы гораздо выше, чем в «Посещении». Любовник ждет втайне обещанного прихода возлюбленной, слышит, как по карнизу пробегает кошка, как скребется мышонок, как скрипят половицы, – но та, кого он ждет, так и не приходит. Восходит «ненавистное» солнце, прежде вызывавшее восторг и ликование, и раздосадованному любовнику ничего не остается, как «слить горячее дыханье // С утренней прохладой благовонной»[1029].

«Утренняя жалоба» и «Посещение» – это первые попытки удержать мимолетные эротические переживания этих недель. Радость удваивается, когда Гёте связывает свое настоящее любовное приключение с воспоминаниями о римской влюбленности и по прочтении Катулла, Тибулла и Проперция заме чает, что этим чувствам можно придать возвышенность и благородство при помощи античных форм и мотивов. На протяжении всего 1789 года он то и дело сообщал своим друзьям о новых «эротиконах» или «шуточных стихотворениях в античном стиле»[1030].

Так продолжалось до весны 1790 года. 3 апреля он пишет Гердеру: «Похоже, мои элегии завершены; и во мне не осталось больше и следа от этой наклонности»[1031]. Что неудивительно, ибо в это время он находится вдали от Кристианы – в Венеции. «Элегии» завершены, но пока рано думать об их издании. Не только Гердер, но и чуждый всякого ханжества герцог советуют подождать. Герцог опасается ненужных слухов – лучше избежать неприятностей, не говоря уж о том, что вещицы такого рода в принципе предназначены не для широкой публики, а для избранных ценителей. Так «Римские элегии» остаются в столе у Гёте еще на четыре года, пока по настоянию Шиллера, ищущего чего-нибудь привлекательного для своих «Ор», Гёте не предоставляет ему сокращенную на две элегии версию, которая в 1796 году наконец выходит в свет.