Гёте. Жизнь как произведение искусства

После восьми-девяти лет жизни в Веймаре Гёте стал замечать, что уже неплохо справляется с повседневными задачами, но теперь у него есть основания опасаться, что иссякнут его поэтические силы. Он искал ответа на вопрос: есть ли у него как у писателя будущее или только прошлое? Может ли он довести хоть что-нибудь до конца, или же теперь ему не остается ничего иного, как собирать воедино фрагменты неоконченных произведений? Его бегство в Италию имело своей целью не только посещение этой колыбели искусств: он хочет убедиться, что он сам еще может называть себя художником и поэтом. Счастливым возвращается Гёте в Германию: он принадлежит искусству, правда, как поэт, а не как художник, против чего он бы тоже не стал возражать. Но, будучи поэтом, он не хочет увенчать себя терновым венцом, не хочет быть жертвой. Он не Тассо, которого приводит в отчаяние мирская жизнь, он выше этого противостояния между человеком искусства и человеком мира. Он осознает существующие противоречия, но не разрывается между ними. Гёте возвращается из Италии независимым и уверенным в себе человеком.

Чем бы он ни занимался – государственной службой, наукой или искусством, он старался делать все, на что был способен, и сочетать разные виды деятельности таким образом, чтобы они взаимно поддерживали и стимулировали друг друга. Незадолго до поездки в Италию он потерял это равновесие, так как уже не совсем понимал, где для него находится центр тяжести. В Италии Гё те обрел его вновь, осознав, что главное для него – искусство. По возвращении в Веймар он сохранил эту убежденность, но теперь ему предстояло восстановить и утраченное равновесие. Решающую роль здесь сыграла дружба с Шиллером, который не только настойчиво возвращал его к искусству, но и помог осознать своеобразие своей личности и творчества так, как прежде он об этом даже не задумывался. До сих пор поэзия была для него чем-то вроде увлечения, теперь же, когда шиллеровское возвышенное понимание искусства подстегнуло и его честолюбие, он занялся поэзией с профессиональной серьезностью и некоторой отстраненностью. В центре внимания оказалась техническая, формальная сторона творчества. Оба друга достигли такого уровня самосознания, что в конечном итоге почувствовали себя учителями в пространстве немецкой литературы. Шиллер привнес в этот союз идею уверенного владения материала, Гёте – идею естественной чистоты.

Историческим фоном этого самоутверждения воли к творчеству стала французская революция. Ко г д а все приходит в движение, искусство должно служить ориентиром и опорой в жизни. Шиллер делал ставку на культивированную свободу, Гёте – на очищенную и возвышенную естественность. Оба они возлагали на искусство большие надежды, с той лишь разницей, что Шиллер при этом думал о человечестве в целом, а Гёте – об узком круге любителей прекрасного. В том, что касается общественного влияния искусства, его ожидания были гораздо скромнее. «Нежная эмпирия» искусства, по его мнению, не могла противостоять естественному ходу вещей.

Смерть Шиллера разделила жизнь Гёте на две половины. Вместе с ней для Гёте закончился тот золотой век, когда искусство было для него не только самой прекрасной, но и самой важной составляющей жизни.

Глава двадцать шестая

Работа скорби после смерти Шиллера. Мимолетная страсть. Возвращение к «Фаусту». Долгий разговор с Генрихом Луденом. Катастрофа 14 октября 1806 года. Веймар разграблен и оккупирован. Гёте напуган и счастлив. Жизнь меняется. Встреча с Наполеоном в 1808 году