Гёте. Жизнь как произведение искусства

В письме, написанном в ноябре 1776 года, она сообщает о размолвке между Анной Амалией и молодой герцогиней: «Они порядком друг другу надоели», а о герцоге пишет: «Достоверно известно, что он больше не желает, чтобы его мать вмешивалась во что бы то ни было»[547]. Она описывает депрессию молодой герцогини, страдавшей оттого, что ее супруг Карл Август не уделял ей должного внимания, и винившей в этом Гёте. По этой причине она была не очень к нему благосклонна и настаивала на том, чтобы его не допускали к трапезам во дворце. Анна Амалия, напротив, приблизила Гёте к себе, отчасти еще и потому, что надеялась от него узнать о настроениях Карла Августа.

Была у этого раскола и политическая подоплека, проявившаяся если не в первые месяцы после вступления молодого герцога в управление государством, то чуть позднее. Стремясь сделать подвластное ему герцогство самостоятельным и независимым, Карл Август ориентировался прежде всего на Пруссию, что в конечном итоге зашло так далеко, что, потакая своей любви к армейской жизни, он впоследствии поступил на прусскую службу в чине генерал-майора. Между тем Анна Амалия искала защиты у империи, т. е. выступала за установление более тесных связей с кайзером из династии Габсбургов, несмотря на то или, быть может, именно потому, что Фридрих II приходился ей родным дядей. В первых письмах Гёте веймарского периода об этой политической подоплеке пока еще ничего не говорится. Когда через несколько лет в отношениях между Пруссией и Габсбургами появится напряженность, Гёте, как и Анна Амалия, будет выступать за союз с кайзером. В целом он оказывается в весьма щекотливой ситуации: и с герцогом, и с его матерью он хочет сохранить открытые, доверительные отношения, не прибегая к тактическим уловкам. С Карлом Августом в любом случае, но и с Анной Амалией – между ними тоже возникла взаимная симпатия. Когда Гёте приехал в Веймар, Анна Амалия была еще очень привлекательной женщиной тридцати шести лет. Она рисовала, сочиняла музыку, любила веселые компании и танцы, интересовалась книжными новинками, собирала вокруг себя читательский кружок, восхищалась гётевским «Вертером» и брала у Виланда частные уроки по древней и новейшей философии.

Гёте и герцогиню Анну Амалию, безусловно, связывала очень тесная дружба, однако уже тогда высказывались подозрения, что их объединяло нечто большее. Супруга Гёрца называла Гёте «фаворитом» герцогини и тщательно фиксировала частоту его посещений и малейшие изменения в их отношениях. Она же замечает (по крайней мере, по ее собственному утверждению), что однажды Гёте и Анна Амалия вдвоем провели в покоях герцогини весь вечер. Маленький городок, где никто не может скрыться от любопытных глаз, наводняется слухами, распространяемыми графиней фон Гёрц. «Maman [Анна Амалия] находится с гением par excellence [Гёте] в отношениях прекрасных, как никогда, и хотя на людях он ведет себя сдержанно, пересуды вокруг них не смолкают»[548]. Про Гердера она пишет, что ему не по нраву эти придворные страсти: «Он всегда грустит и оплакивает несчастную судьбу Веймара, заблуждения господина [Карла Августа] и положение жены [герцогини Луизы]. Он более чем когда-либо презирает мать [Анну Амалию] и осуждает фаворита»[549]. Это письмо графини Гёрц относится к более позднему времени и показывает, что запутанная ситуация при веймарском дворе сохранялась еще долго. Виланд называл себя «простым зрителем» в этой «государственной комедии»[550], а камергер Зигмунд фон Зеккендорф сердился на Гёте за то, что тот внес страшную неразбериху в жизнь двора: «Все теперь поделено на два лагеря: вокруг герцога – шумный, а второй – спокойный. В первом носятся, охотятся, кричат, бьют хлыстом, скачут галопом и, что весьма странно, воображают, будто как-то связаны с мыслью и духом уже хотя бы потому, что среди них есть любители прекрасного. На свете нет таких необузданных выходок, от которых они предпочли бы воздержаться. Второй лагерь все больше скучает, наблюдая, как первый рушит все его планы, и искомые радости чаще всего оказываются недоступны»[551]. Под скучным лагерем, вероятно, имеются в виду придворные, окружавшие молодую герцогиню Луизу, где не было ни диких выходок, ни любви к искусству, а вся жизнь сводилась к церемониям и соблюдению сословных приличий.