Таким образом, в исходе своего исследования Е. Ч. подходила к памятнику с предельно четким представлением о тех знаниях, умениях и навыках, которыми руководствовался и которые применял автор памятника, и до известной степени она как бы воспроизводила сам процесс создания памятника. В свете обстоятельных сведений, которые сообщает о нем Е. Ч., памятник истории выступает всегда и как памятник культуры того народа и той эпохи, к которым принадлежал древний писатель, нотарий или мастер, создатель памятника. С другой стороны, сосредоточивая внимание на самих исторических памятниках, Е. Ч. почти никогда не ограничивалась описанием только их формы и внутренних свойств или их конкретного назначения и судьбы в веках, но старалась осветить и все отображенные в памятнике дела, события и обстоятельства[221]
. Описывая то, как работал писатель или мастер, как справлялся он с теми частными задачами, которые перед ним возникали, Е. Ч. показывала, в конечном счете, как он умел придать строгую, общепонятную и часто художественную форму сырому материалу истории. В ее трудах ощутимо переживание самого культурного творчества, совершавшегося много столетий назад. Так на собственном опыте осуществляла она настойчиво выдвигаемое ею требование «теснейшего и вразумительного соприкосновения с источником»[222]. Это проникновение в создание автора памятника, более чем что-либо другое, и делало возможной ту полноту эмоционального восприятия прошлого, которой отличаются работы Е. Ч.Памятники, которыми занималась Елена Чеславовна, почти все без исключения относятся к разряду письменных исторических источников, хотя содержащийся в них (например, в поминальной надписи на кресте или в легенде на печати) текст и ограничивался порой немногими словами. Исследовательское мастерство Е. Ч. проявилось прежде всего в тонком разборе способов выражения мысли, передачи сообщения; ее пристальное внимание было одинаково направлено и на общую композицию произведения и на смысл отдельных понятий[223]
. Превосходно владея искусством слова, она глубоко сознавала всю сложность этого искусства, его беспредельные возможности, и за неясным, часто неумелым или слишком свободным выражением мысли в древнем памятнике она не спешила предполагать отсутствие смысла. Большое доверие к уму и знаниям древних авторов заметно отличает ее от многих ученых, в чем сказалась ее твердая убежденность в разумных началах культуры и культурного творчества в каждую историческую эпоху. Свою правоту в этом отношении она многократно и блестяще доказывала, в частности, в толковании тех мест в тексте «Getica» Иордана, где речь идет о западной границе расселения славян в VI в.[224] Столь же замечательным образом, заново прочитав дату надгробия монаха и архитектора Иоанникия, Елена Чеславовна освободила автора надгробной надписи XI в. от незаслуженного обвинения со стороны прежнего исследователя, академика В. В. Латышева (1855—1921), в незнании правильного летосчисления[225]. С подлинным вдохновением раскрывает она значение исторических свидетельств любимого ею поэта, писателя и мыслителя XIV в. Франческо Петрарки[226].Пафос научной деятельности Е. Ч. в немалой мере определялся страстным желанием показать, что памятники истории часто намного содержательнее, чем принято считать в науке[227]
. Исследовательница умела прочитать древний текст на редкость внимательно. Е. Ч. говорила о самой себе, что она «чувствительна к неясности», и останавливалась на тех местах в тексте, мимо которых проходили другие исследователи, либо вообще не осознав их своеобразного и важного значения, либо удовлетворившись ранее предложенным толкованием, далеким от точного смысла текста. Терпеливо и неспешно разворачивала она в ясной последовательности мысль древнего автора, и в конце концов ей удавалось убедительным образом показать, что именно хотел сказать этот автор. Весьма существен вклад Е. Ч. в объяснение содержания важных исторических источников, в восстановление их правильного чтения[228]. Исходя из внутреннего смысла памятника, прибегая к взаимному освещению источников, она впервые раскрыла реальное содержание ряда понятий, личных имен, географических наименований, прежде казавшихся в источниках темными и загадочными. К сожалению, многие положительные сведения, которыми Елена Чеславовна обогатила историческое знание и которые непременно должны войти в словари и справочники, пока остаются лишь частью ее рукописного наследия.