Гетман Войска Запорожского

— Знает, что казаки любую крепость могут взять. Не силой, так хитростью. Пока Хмель не пришел, уходить надо. Я сам из Корсуни, лучший путь показал бы, и удобный, и короткий.

— Опоздал ты, братец, со своим коротким путем! — Корецкий передал Самойле зрительную трубу: — Вон на ту кущу смотри.

— Казаки! — ахнул Самойло. — Легки на помине.

Несколько групп по двадцать, по тридцать всадников явились перед лагерем, крича что-то дурное, обидное, вызывая шляхтичей на «герцы».

— Пугни! — приказал Корецкий своему сотнику.

Свистя перьями, из лагеря выметнулась сотня «крылатых», казаки тотчас повернули коней, умчались в степь. Запели боевые трубы, польская конница и пехота построились для сражения.

Польный гетман Калиновский летал на белом коне по фронту, выкрикивая боевые призывы. Потоцкий же не показывался из шатра.

Снова появились казачьи разъезды. Полусотня казаков приблизилась на пушечный выстрел, явно приглашая пушкарей пострелять, но Калиновский пустил на казаков отряд охотников, а другой отряд конницы ждал своего часа в лесистом овражке. Казаки увидали, что окружены, пошли россыпью, под неумолимые сабли «крылатых».

— С победой! Браво! — Калиновский с вала аплодировал рыцарям.

Только несколько казаков ушло из западни.

— Задумались! — сказал Корецкий, оглядывая опустевшую степь.

Часа через два после первых «герцев» прикатила артиллерия, пришло основное войско.

Хмельницкий приехал на командную высоту Кривоноса.

— Как наши дела, Максим?

— Как сажа бела.

Хмельницкий прикусил кончик уса.

— Хорошо стоят.

Глянули друг другу в глаза, не улыбнулись.

— Прогнать их надо с горы, — сказал Богдан.

— Это как же?

Хмельницкий сорвал веточку дикой вишни, жевал, оглядывая лагерь Потоцкого.

— Смельчака нужно искать.

— Чего их искать?! — удивился Кривонос. — Любой голову готов за мати Украину положить.

— Я не про тех смельчаков, Максим. Нужен такой, чтоб не оробел в плен угодить. На верную пытку.

Кривонос опустил голову:

— Лучше бы самому…

— Самого на все не хватит!

Максим, косолапя обеими ногами, словно гири ему к сапогам привязали, ушел к войску.

10

Их было семеро. Пятеро братьев Дейнек и еще двое: чигиринский хлопец Петро Загорулько и весельчак Федор Коробка.

Сам Хмельницкий пришел к ним поклониться:

— Спасибо вам, казаки.

Они сидели на земле, и он сел с ними.

— Вы знаете, на что идете, и не отступились! Дай же Бог каждому из нас прожить такую светлую жизнь… Пойдет один. Кто — сами решите. Но прежде чем сказать «иду», измерьте духом вашим силу вашу, ибо пытки ждут «охотника» хуже адовых, а стоять надо будет на своем, как Байда стоял, вися на крюку в Истамбуле.

Молчали. Хмельницкий горестно покачал головой:

— Какой наградой поманить можно человека, если смерть ему обещана. Нет такой награды. Но знай, человек, ты спасешь все наше войско и спасешь саму Украину. Вот и все утешение.

Хмельницкий встал, и казаки встали. Обнялся с каждым до очереди.

— Ну что, хлопцы? — подмигнул товарищам Федор Коробка. — На палке будем канаться или как?

— Лучше соломинку тащить, — сказал Петро Загорулько. — У кого короткая, тот и пойдет.

Наломал сухих стебельков, измерил, обломил концы. Растерянно улыбаясь, поглядел вокруг, кому бы отдать соломинки. Хмельницкому — неудобно вроде, Кривоносу или старику-запорожцу, отбиравшему охотников. Запорожец этот был сед и жилист, под стать Кривоносу.

— Возьми, тащить у тебя будем! — протянул ему соломинки Петро Загорулько.

— Погодите, казаки! — сказал запорожец. — Давайте-ка кровь я вашу заговорю. Становись круг меня.

Запорожец перекрестился, поцеловал крест.

— За мной повторяйте. И шло три колечки через три речки. Як тем колечкам той воды не носити и не пити, так бы тебе, крове, нейти у сего раба Божьего. Имя реките.

Казаки назвали каждый свое имя.

— Аминь! Девять раз «аминь» надо сказать… А теперь еще два раза повторим заговор.

Повторили.

— Ну и славно! — просиял запорожец, словно от самой смерти казаков загородил. — Богдан! Максим! А к полякам я пойду. Этим молодцам сабелькой-то рубать да рубать. Погляди, силища какая! Что у Петро, что у Хведора… А у меня какая сила? На дыбе голоса не подать разве что. Столько рубцов и болячек. Привык я терпеть.

Богдан шагнул к старику, поглядел в голубые глаза его и опустился перед ним на колени:

— Прости, отец, за хитрости наши проклятые, но врага без хитрости не одолеть.

— Встань, гетман! — тихонько сказал старый запорожец. — Негоже тебе убиваться за каждого казака. На то мы и казаки, чтобы на смерть идти. Пришел мой черед. Не беда. Себя береги. Берегите его, хлопцы.

— Чем хоть порадовать-то тебя? — вырвалось у Богдана.

— Дайте мне воды попить и доброго коня.

Принесли воды, привели коня.

Запорожец сунул за пояс два пистолета, попробовал большим пальцем лезвие сабли.

— Я за себя хорошую цену возьму, — поманил семерых казаков. — Давайте-ка, хлопцы, оружие ваше. Заговорю от сглаза. То будет вам память от меня.

Казаки достали сабли, положили на землю, положили пистолеты и ружья.