Гетопадение

«Мой, значит», – с гордостью заключил он, — «Господи, я такой, получается, старый… рая?», – он прижал руку к шее и прочистил горло, – «Всё-таки "рый". Хвала богам». В этот момент Антон почувствовал себя одновременно сексистом и ослом: «Мда, мог бы и по "пап" догадаться». Но голова всё ещё трещала так, что он решил не сильно укорять себя за спутанность сознания.

– А мы с миром, да, же пришли, – он понял, какие отношения их связывают, но решил не рисковать и не пытаться угадывать половую и гендерную принадлежность подростка, – Этот… Дитя моё?

Дитя пропустило его слова мимо ушей и снова жалобно обратилось вверх к силуэту, стоявшему со скрещёнными на груди руками. Он нахмурился и склонил голову набок. Прежде чем ответить ребёнку, он поднял с земли рюкзак, брезгливо осмотрел и швырнул вперёд. Проскользив по снегу ещё около метра, он остановился прямо перед носом Антона. Врач, вдавивший голову в плечи, как черепаха, боязливо разлепил веки. Он приподнялся на локтях и обратился к новообретённому ребёнку с немым вопросом. Если бы вопрос не остался немым, с ним нельзя было бы обратиться к подростку. Или к кому бы то ни было.

– Я сказал, что ты врач и решил бескорыстно помочь местным жителям.

«Я врач? Где-то это уже слышал подобное», – Антон почему-то сразу решил, что "бескорыстно" совсем не то слово, которое он мог бы знать, — А он что ответил? Если сказал уходить, то уйдём. Раз надо, значит, надо, без проблем.

– Он спросил, наше ли это.

— Наше? – постарался угадать Антон.

Подросток произнёс очень короткое слово, состоявшее из одного звука и, видимо, означавшее утвердительный ответ. Господин Шульц решил на всякий случай запомнить его: нужно же было помнить хоть что-то. За этой беседой они не заметили, как в толпе начал нарастать гул, причиняя, врачу ещё большую головную боль.

Фигура снова дала о себе знать поворотом головы и жестом, заставившим всех замолчать.

– Он спрашивает, что человек здесь забыл, и почему он сопровождается детёнышем народа леса, – неумело перевёл подросток.

— А и правда. Что?

На помощь отца рассчитывать не приходилось. Ребёнок снова ответил за него и продолжил переводить: "И что, хороший ты лекарь?"

— Ё, – самоуверенно подтвердил Антон. Ему хотелось почувствовать под ногами хотя бы какую-то почву, кроме деревянных подмостков эшафота. Единственное, что почти не вызывало сомнений в этом стремительно меняющемся потоке жизни был утвердительный ответ, который он узнал полминуты назад.

Господин Шульц пошатываясь встал на ноги, но тут же вспомнил про оставленный на земле рюкзак. Не теряя достоинства и продолжая смотреть фигуре в глаза, врач присел на корточки, схватил его и снова поднялся.

Силуэт был почти на голову ниже Антона, и теперь именно ему приходилось смотреть снизу-вверх. Он оказался довольно коренастым мужчиной в белых доспехах странной и, казалось, не самой удобной конструкции. Всю нижнюю часть лица варвара закрывала маска, которая и придавала ему устрашающий вид. Такие врач уже видел в музее. В зале, посвящённом Древней Японии. Появилась ещё одна зацепка: он ходил в культурные заведения. Получалось, у него водились деньги и довольно стариковский вкус.

«Боже, так это что получается? Я отец японца, получается?» – но он тут же осёкся. Познания в культурологии и прикладном языкознании подсказывали, что это не мог быть японский. В нём "да" должно было звучать как "хай". Это Антон записал, чтобы не запомнить и никогда не произнести: в его родной стране старались не использовать это слово.

От размышлений его отвлекла правая рука незнакомца в доспехах: он неестественно крепко прижимал её к груди и, пошатываясь, переступал с ноги на ногу. Врач наклонился к мальчику и прошептал:

— Как сказать, «Меня зовут…»?

– Я уже сказал ему, как нас зовут.

«Лучше бы мне сказал», – ругнулся про себя Антон, недовольный провалом средненького во всех отношениях плана. Но вслух он произнёс только: «Как будет "Я могу вылечить"?». Ребёнок наморщил лоб, немного подумал и, встав на цыпочки, шепнул ему на ухо: «Ij kæň hijljař».

Ещё в начале предложения Антон понял, что повторять это он не хочет, не может и не будет, а потому просто указал пальцем на руку воина. Тот вскинул брови и смущённо прижал её ближе к телу, его лицо покраснело. Он как бы против воли, достал меч, который едва ли мог сейчас держать.

— В чём дело? Почему он сердится?

– Потому что ты указал пальцем на его грудь.

— И? – Антон выпучил глаза, ожидая, от ребёнка более подробного объяснения.