Гетто в огне

Жандармы, украинская и еврейская полиция действовали скоординированно. Их роли были четко распределены. Жандармы оцепляют улицы; украинцы, внутри оцепления, окружают выбранное здание; еврейский полицейский обходит внутренние дворы и созывает всех жителей. «Все Евреи должны выйти из дома. Разрешается взять с собой 30 килограммов багажа. Оставшиеся внутри зданий будут расстреляны…» Приказ повторяется. Люди стекаются из всех подъездов. Нервно и поспешно надевают, что сочли подходящим. Некоторые только встали с постели, другие несут, что могут унести: ранцы, пакеты, горшки и кастрюли. Окидывают друг друга испуганным взглядом. Сбылись наихудшие опасения. У дороги, перед домом, их сгоняют в группы. Не позволяют разговаривать, но они все еще пытаются разжалобить полицейских. Группы объединяют в одну колонну. Жандарм с винтовкой подзывает случайного прохожего, который слишком поздно сориентировался, не успел вовремя уйти с обреченной улицы. Еврейский полицейский заталкивает его в колонну. Если полицейский сохранил хоть каплю совести, он прячет огрызок бумаги с адресом семьи жертвы, чтобы сообщить им…. Теперь здания пусты, входы в квартиры приоткрыты, согласно инструкциям, украинцы делают беглый поверхностный осмотр. Они открывают закрытые двери ударом тяжелых ботинок или прикладом винтовки. Два-три выстрела возвещают о смерти тех немногих, кто не подчинился приказу и остался в доме. «Блокада» закончена. В чьей-то покинутой квартире на столике остывает недопитый стакан чая, и засыхает кусочек хлеба.

Люди из еще не «блокированной» области отчаянно ищут в окруженной украинскими и еврейскими полицейскими колонне родственников и друзей. Колонна медленно движется по улицам. Позади реквизированные «рикши» везут на телегах стариков и детей.

Это — долгий путь к «Умшлагу». Оттуда, с конца улицы Ставки, их повезут спецтранспортом. В высоком заборе, окружающем площадь, есть один узкий проход, который охраняется жандармами. Через этот проход колонна беспомощных, обессиленных людей проходит внутрь. В руках у каждого бумаги: рабочие удостоверения, удостоверения личности. Жандарм при входе бегло осматривает их. «Rechts» — жизнь, «Linкs» — означает смерть. Хотя каждый заранее знает тщетность попыток повлиять на выбор, он все же пробует продемонстрировать собственную полезность для немецкой промышленности, немецкого хозяина и надеется услышать «Rechts». Жандарм не реагирует и не слушает. Иногда требует показать руки. Он выбирает молодых, иногда — блондинок, утром отдает предпочтение низкорослым; вечером — высоким. «Linкs», «Linкs», «Linкs».

Человеческий поток заливает площадь и три больших трехэтажных здания бывшей школы. Здесь держат много людей «в резерве», на случай, если не доберут норму следующих четырех дней. Четыре или пять дней они ждут загрузки в товарные составы. Люди заполняют каждый сантиметр свободного пространства, здания, пустые комнаты, прихожие, лестницы. Слизистая грязь хлюпает на полу. Ноги на каждом шагу погружаются в человеческие экскременты. Запах пота и мочи перехватывает горло. В оконных проемах нет рам, а ночи холодные. Некоторые одеты только в ночные рубашки или халаты.

На второй день от голода начинает подводить живот и люди бьются в болезненных судорогах, от жажды трескаются губы. Никто уже не вспоминает про три буханки хлеба. Потные от лихорадки дети лежат на руках матерей. Люди усохли, сжались и посерели. Дикость, безумие и ужас появились в глазах. Они выглядят бледными, беспомощными, отчаявшимися. Рухнули все иллюзии на пороге страшного последнего дня, мысль о котором гнали и считали невероятной. От кошмара происходящего гудит в груди, перехватывает горло, давит на глазные яблоки, рот раскрывается в беззвучном крике. Старик умоляюще и лихорадочно цепляется за незнакомых людей, стоящих рядом. Бессильная, страдающая мать прижимает к себе троих детей. Каждый хотел бы закричать, но некому услышать вопль, Нечего ждать, не о чем думать. Каждый сидит в своем углу, на мокром полу в грязи и экскрементах. Воздух становится все удушливее из-за вони тысяч тел. Внезапно понимаешь, что все потеряно, что ничего нельзя сделать, что приближается конец.