Гезат

Я сидел у палатки, завтракал копченым окороком из дикого кабана, заготовленным еще до осады, когда над головой пролетел стрела из катапульты. Поскольку моя палатка стоит неподалеку от ближней к врагу, длинной стороны вала, попасть в нее из катапульты и даже из баллисты можно только теоретически, так что особо не переживал бы, если бы к стреле не был привязан пучок тлеющей соломы. Во время полета пламя прибилось, но после приземления наверняка разгорится. Следом прилетела еще одна стрела, потом еще… Вскоре к ним добавились тлеющие поленья и чурочки, запущенные баллистами. Некоторые падали на соломенные крыши бараков и других построек. Благодаря сильному ветру, пламя разгоралось быстро. Вскоре полыхали весь центр и приречные постройки. По приказу префекта каструма открыли приречные ворота, легионеры построились в несколько цепочек и начали передавать самые разные емкости с водой, которой пытались залить горящие строения. Когда ветер затихал, огонь тоже сникал, из-за чего создавалось впечатление, что вот-вот будет потушен. Налетал следующий шквал — и языки пламени взметались вверх и загибались в сторону реки. До конюшни огонь пока не добрался, потому что ветер был от нас и, к тому же, к нам не задувал, но всякое могло случиться, поэтому я сказал женам, чтобы собрали самое ценное и замочили в воде одеяла и платки. Самым неприятным в этой ситуации было то, что путь к реке затруднен. Пылают не только бараки на приречной линии, но и пара башен на валу. Придется прорываться через огонь, накрывшись мокрыми одеялами, чтобы не обгореть, и дыша через мокрые платки, чтобы не угореть.

Увидев, что полыхает у нас сильно, враги пошли в атаку, правильно рассчитав, что если мы сильно увлечены тушением пожара, то не сможет отбиться, а если все бросятся защищать каструм, некому будет бороться с огнем. Я занял место на башне и, не жалея стрел, начал убивать до того, как враги добрались до вала. Самые резвые уже погибли в предыдущие дни, а остальные быстро сникают, когда видят, как рядом падают мертвые соратники. Две стрелы потратил на рослого и крепкого кельта, наступавшего без шлема. Волосы у него были наизвесткованы, как бы вставшие дыбом. Он размахивал спатой и громкими криками подбадривал соратников. На нашу сторону он наступал впервые, иначе бы я запомнил и не только запомнил. От первой стрелы он уклонился. Зато вторая угодила в левый глаз и вышла справа выше уха. Нормальный человек от такой раны сразу бы загнулся, а этот в горячке отбросил щит, умудрился выдернуть стрелу и, повернув в мою строну залитое кровью лицо с длинными усами, что-то прокричал. Наверное, пожелание долгой и счастливой жизни. Сделав еще пару шагов, рухнул ниц. Его падение стало сигналом для наступавших рядом: они дружно побежали в обратную сторону. За ними последовали и остальные.

Чуть дольше нападение продолжалось у длинной стены каструма, к которой враги подкатили деревянную башню, изготовленную по римским стандартам. Начали сколачивать ее на третий день, вчера закончили и сегодня решили применить в деле. Поскольку опыта не было, толку от нее оказалось мало. Докатив до рва, застряли в нем. Засевшие на верхней ее площадке лучники убили двух легионеров и ранили еще несколько, после чего римляне спрятались в укрытиях, предложив врагам подкатить башню ближе, если сумеют. К тому времени она начала крениться вправо. Наши враги попробовали откатить ее, не смогли, после чего бросили и отступили. Два легионера спустились с вала, подожгли башню изнутри. Горела она ярко.

Короткая атака все-таки принесла кое-какую пользу нашим врагам. Поскольку большая часть римский воинов разошлась по своим местам для защиты каструма, оставшиеся тушить пожар не справились. Пламя перекинулось еще на несколько построек и сожгло их. Уцелели только строения на дальней от реки линии за исключением одного, стоявшего рядом с домом легата, который, как мне показалось, полыхал лучше всех. По крайней мере, пламя поднималось выше, чем над другими пылающими строениями. Видимо, легионеры не пожалели соломы на его крышу, чтобы Квинт Туллий Цицерон мог зимой в тепле и уюте строчить гекзаметром трагедии.

До вечера мы занимались тушением того, что догорало, и подсчетом того, что удалось спасти. Подсчеты наводили на грустные мысли. Запасов еды осталось, самое большее, на месяц. Сгорели не только казармы, но и большая часть палаток. Поскольку мы не могли выйти из каструма, даже шалаши не из чего было построить. Многим легионерам придется спать под открытым небом. Как и лошадям, потому что конюшню заняли легионеры из бараков, в два из которых заселились легат и старшие офицеры и еще два отвели под склад уцелевшего провианта и других припасов. Моя палатка, которая раньше вызывала насмешки, теперь стала мечтой многих обитателей каструма.

68