Я дал команду лучникам выходить на дорогу, добивать раненых, собирать трофеи. Бурнусы, издали казавшиеся белыми, вблизи были желтовато-серыми, грязными. К тому же, добавились пятна крови. Луков или дротиков я ни у кого из убитых не обнаружил. То ли не взяли их именно на эту операцию, то ли не пользуются вовсе. Сбруя на лошадях была из сыромятных ремней и без украшений. У большинства псалии — вертикальные стержни, прикрепленные перпендикулярно к концам удил для закрепления их во рту коня; в будущем их заменят трензеля, хотя у меня уже есть) — были костяные. Ни седел, ни уздечек. Даже седельных подушек нет, только попоны из грубой толстой шерстяной ткани. Всю добычу, включая вонючие сапоги из тонкой кожи и без каблуков, раскладывали по кучам. Лошадей сразу отогнали на поле с высокой пшеничной стерней, которое было разбито межевыми камнями на участки и шло от холма к деревне, находившейся в паре километрах от места засады.
Перед началом операции Децим Антоний, уверенный, что основная нагрузка ляжет на легионеров, оговорил типичное римское условие, по которому трофеи достаются тому, кто убил. Я предлагал поделить поровну между всадниками и пехотой, но спорить не стал. Пусть нам будет хуже! С писидийцами я договорился, что буду получать десять долей, командиры отрядов по три, рядовые по одной. Само собой, получат и те, кто служил приманкой, хотя они вряд ли завалили хоть кого-нибудь. В итоге при сборе трофеев выяснилось, что почти три четверти всадников были убиты стрелами. Легионеры, правда, расстроились несильно. Потерь у них не было, лишь несколько легких ранений, а получили, по их меркам, не так уж и мало на четыреста человек — две с лишним сотни лошадей плюс оружие, доспехи и одежда. Будет на что гульнуть в ближайшие дни. Или виду не показали, что получили мало. Зато мои подчиненные были довольны. На один пай шло полтора коня, полтора комплекта доспехов и оружия, а также одежда и сапоги, в разделе которых я не участвовал.
Оставив часть воинов охранять добычу, мой отряд и когорта отправились в деревню. Заходили осторожно, выслав вперед разведку. Оказалось, что предосторожность была напрасной. Кочевники драпанули, не заезжая в деревню, бросив в ней, в том числе, и все награбленное ранее. Когда мы вышли на площадь в центре деревни, крестьяне уже растаскивали оттуда отобранное у них и заодно привезенное из других мест. Им помогали жители других деревень, которые стали бы рабами, если бы не мы. Часть крестьян оплакивала убитых, которых было десятка два. Сколько женщин было изнасиловано, нам не сказали. О таком изголодавшимся воинам не напоминают.
Уверен, что жители этой деревни больше не радуются приходу парфян. По крайней мере, наш отряд они приветствовали, как спасителей. Нас даже угостили вином, привезенным кочевниками из других деревень. Когда я объяснил Дециму Антонию, что это и так наша законная добыча, он обозвал крестьян неблагодарными дикарями и наложил лапу на все остальное, что еще было на площади, пообещав поделить между воинами. И таки поделил, но только между легионерами, и мне прислал бурдюк белого вина, прошлогоднего, подкисшего. Наверное, решил, что мы и так хорошо поживились.
Децим Антоний отправил донесение Марку Туллию Цицерону о своей доблестной победе над многократно превосходящим противником, а по его мнению кочевников было не меньше двух тысяч, после чего основные силы провинции двинулись к нам на помощь. Как догадываюсь, проконсулу хотелось прославиться на военном поприще, заслужить триумф, вот и искал случай. Узнав, что парфяне в Сирии не нанесли поражение римлянам, засевшим в хорошо укрепленных городах, ограничились разграблением, армянский царь Артавазд сразу перехотел нападать на Каппадокию, так что ждать его не имело смысла. Надежда была на парфян, которые просто обязаны были вторгнуться в Киликию и обеспечитьМарка Туллия Цицерона триумфом.