...Он и в самом деле заснул и проспал всю дорогу, проснувшись от того, что кто-то высвобождал из его стиснутых пальцев ремни, что-то приговаривая непонятно, но ласково. Он недовольно вздохнул и открыл глаза...
...Гиан улыбнулся. Миуау - мамочка на языке катов. Конечно, она была удивлена и растеряна, даже кисточки на ушах встали дыбом, но в том, что надо делать, Миуау не сомневалась ни секунды...
...Он сидел за столом, табурет оказался слишком низким для него, и ему подложили три подушки, ел рыбу и мясо и пил горячее густое моло-ко. Кружка была без ручки, вся в маленьких несквозных дырочках для когтей, но его пальцы были толще когтей, и чтобы он не обжёгся, кружку обернули шершавой, не пропускающей тепло тканью. Потом он узнал, что это особо обработанный асбест. Мясо и рыба, нарезанные кубиками, с хрустящей корочкой и сочные внутри, ему очень понравились. И что их можно брать прямо руками, тоже. Миуау любовалась его аппетитом, гладила его мягкой пухлой рукой по голове и выясняла у мужа, сообщил ли тот о находке по сети оповещения. И он с наслаждением, хотя и не понимая тогда ни слова, слушал её голос, чем-то похожий на голос Няньки.
- Миуау! - прозвенел за его спиной голосок.
Он обернулся и увидел маленького ката. И сразу догадался, что это сын Миуау. И подвинулся, давая тому место рядом.
- Миу! - строго сказала Миуау, наливая молоко в ещё одну кружку.
Маленький кат сел на табурет с одной подушкой и, выпустив когти, взял кружку. Покосился на него и профыркал что-то дружелюбное. Он от-ветил таким же фырканьем, и получилось у него очень похоже, потому что все засмеялись. Миуау погладила его по голове и плечу и взяла у него кружку налить ещё молока. И пока она наливала, он показал на неё паль-цем и сказал.
- Миуау, - потом показал на сидящего рядом, - Миу, - и молча ткнул пальцем в большого ката.
Каты переглянулись и... поняли его.
- Фьорьфь, - сказал кат, приложив руку к груди, на перекрестье чёрных блестящих ремней.
Он кивнул и повторил.
- Фьорьфь, - и так же, приложив руку к груди, назвал себя. - Барс.
Первым отозвался с интересом глазевший на него Миу. Но получилось.
- Гиан.
Он поправил его, но у того не получалось, и, устав, он махнул рукой. Пусть будет Гиан...
...Он оставил это своим именем, догадавшись, что настаивать на правильном выговоре глупо. А Гиан - удобно для любого произношения, и ни в одном языке нет похожего по звучанию ругательства. А подлинное имя... ему не от кого услышать. Даже Айя произносила нечётко, сглаты-вая придыхания. Нет, Гиан совсем неплохо звучит...
...Спать его уложили вместе с Миу. Странное, плетёное из прутьев сооружение, большое - в пол его роста, полукруглое сверху и плоское снизу. Внутри мягкая обивка и ещё тканевое одеяло. И туда надо было влезать как в трубу, что ему очень понравилось. Потом он узнал, что это называется логовом. Миуау отвела его и Миу в ванную и уборную, где, в общем, было всё так же, как у Айи, во вся-ком случае, он справился. Потом он снял комбинезон, оставшись голым, и вслед за Миу влез в логово, Миуау всунула им ещё одно одеяльце и опустила закрывающую отверстие логова шторку. Они с Миу немно-го повозились, заворачиваясь в одеяла, подёргали друг друга за уши и волосы, похихикали неизвестно над чем - смеялся Миу ну совсем по-человечески - и заснули. Странно, но в логове не было душно...
...Ночной путь всегда таинственен, даже если он подсвечен, выровнен и безопасен до пределов возможности. Впереди показались белые кубы и пирамиды станции, и Золотинка спрыгнула к нему на плечо, потёрлась мордочкой о его щёку.
Конечно, если очень нужно, лошадь дадут и ночью, но он договорился, что выедет на рассвете, и потому прошёл сразу в гостевую комнату. Здесь было пусто и тихо, под потолком горела синяя ночная лампа.
- Помощь нужна? - спросил дежурный, судя по внешности, землянин, в обычном универсальном комбинезоне.
- Спасибо, я справлюсь. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - ответил дежурный и ушёл на свой пост.
Из спальных ниш заняты только две. Гиан вошёл в первую же свобод-ную и включил радужную завесу входа. Из стены автоматически выдвину-лись стандартная койка и стеллаж для вещей. Для Золотинки он вызвал полочку у изголовья, которую она, без особого восторга, и заняла. Гиан разделся, развесив одежду, и шагнул в открывшуюся рядом со стеллажом ванную. Обычный гигиенический набор - чтобы не возиться с полотенцем, обсыхал по дорсайски - и можно ложиться спать. Как только он лёг, свет погас, и Золотинка, бесшумно соскользнув со своей полочки, улеглась клубком у его головы. Он не стал спорить. Лежал, закрыв глаза и распустив мышцы. Сон как отдых, физиологическая необходимость, но не удовольствие. И снов ему не надо. Хватает воспоминаний...