– Об убийстве, – сказала она. – Дело в том, что я видела убийцу. Хотя, конечно, тогда я не знала, что он убийца.
Только когда в газете про это прочитала, поняла.
Скакке подался вперед, положив ладони на стол.
– Рассказывайте, – сказал он.
– Значит, так. Я ездила в Копенгаген за продуктами, а когда вернулась, встретила подругу и пила с ней кофе в
Брэннуме, поэтому домой шла довольно поздно. Дошла до
Мэларбрун, а на перекрестке красный свет горит. Я стою и жду. Это как раз напротив «Савоя». И вдруг вижу: человек какой-то из окна вылезает, из ресторана, я там бывала с племянником, так что знаю, что это ресторан. Вот паршивец, думаю, поел, а платить не хочет, через окно удирает.
Но сделать-то ничего не могу, ведь красный свет горит, и никого поблизости нету.
– Вы видели, куда он потом направился?
– Конечно. Подошел к стоянке велосипедов возле гостиницы, сел на велосипед и поехал в сторону Дротнингторгет. Потом зеленый загорелся, но тогда я этого человека уже не видела, ладно, думаю, директор ресторана, наверное, не обеднеет, надо домой идти. Ну а когда перешла дорогу, вижу, из гостиницы люди выбегают, смотрят по сторонам. А его уж и след простыл.
– Вы можете описать этого человека? – спросил Скакке с плохо скрываемым нетерпением и раскрыл свою записную книжку.
– На вид ему лет этак тридцать-сорок. А может, и больше сорока, поскольку он лысоватый, не совсем плешивый, а редкие, значит, волосы. И темные. И костюм на нем коричневый, желтоватая такая рубашка и галстук не знаю какого цвета. Ботинки, по-моему, черные или коричневые, нет, точно, коричневые, раз костюм такой.
– Как он выглядел? Телосложение, черты лица, особые приметы?
Она задумалась.
– Он худой. И сам худой, и лицо тоже. Выглядел как обычный человек, только роста он довольно высокого. Нет, поменьше вас, конечно, но тоже длинный. Не знаю, что еще сказать.
Скакке молча сидел и смотрел на нее. Потом спросил:
– Когда вы потеряли его из вида? Где он в тот момент находился?
– У светофора, по-моему. На перекрестке у Бруксгатан.
Там, видно, красный свет был. А потом загорелся зеленый.
Я перешла дорогу, а он уехал.
– Хм, – сказал Скакке. – А вы видели, что за велосипед у него?
– Велосипед? Да обычный велосипед, кажется.
– Не заметили, какого цвета?
– Нет, – ответила фру Грёнгрен, покачав головой. –
Ведь машины все время проезжали, заслоняли его.
– Так, – сказал Скакке. – Больше ничего не можете припомнить?
– Нет. Только то, что рассказала. А какое-нибудь вознаграждение мне за это будет?
– Не думаю, – сказал Скакке. – Помогать полиции –
моральный долг общественности. Вы не могли бы оставить свой адрес и телефон, чтобы вас вызвать, если понадобитесь?
Женщина назвала свой адрес и номер телефона. Потом встала.
– Ну тогда до свидания, – сказала она. – А как вы думаете, в газете про меня напечатают?
– Вполне вероятно, – сказал Скакке, чтобы как-то ее утешить.
Он поднялся и проводил гостью до дверей.
– До свидания. И большое спасибо за помощь. И за беспокойство.
Он вернулся к письменному столу, но в это время дверь снова приоткрылась, и женщина просунула голову в щель.
– Да, вот еще что, – сказала она. – Прежде чем сесть на велосипед, он достал что-то из-за пазухи и сунул в картонную коробку на багажнике. Я совсем забыла сказать.
– Так, – сказал Скакке. – А вы случайно не видели, что это было? То, что он вынул из-за пазухи?
– Нет, он стоял вроде как отвернувшись. Но коробка была вот такого размера. Длиной почти с багажник и высотой сантиметров десять.
Скакке еще раз поблагодарил, и фру Грёнгрен ушла, на этот раз окончательно.
Он набрал номер телефона морского вокзала.
На обложке записной книжки еще тогда, когда она была совсем новой, его рукой было написано: «Помощник инспектора Б. Скакке». Ожидая ответа по телефону, он принялся пририсовывать перед этой надписью слово «Первый».
X
Мартин Бек и Пер Монссон столкнулись в дверях в служебную столовую в начале второго.
Мартин Бек с утра бродил по грузовому порту, который по случаю субботы казался пустым и вымершим. Он дошел до нефтяных причалов, рассматривая странный, как в научно-фантастических романах, пейзаж: стоячая молочно-белая вода в запрудах, песчаные отмели, глубокие следы самосвалов и погрузчиков, и удивился, насколько вырос порт за пятнадцать лет, которые прошли с той поры, когда он увидел его впервые. Потом он почувствовал, что голоден, и, шагая к центру города насколько можно быстро в такую жару, прикидывал, что сегодня на обед в служебной столовой.
Монссон не испытывал особого голода, но зато очень хотел пить. Он отказался от приглашения у Шарлотты
Пальмгрен, но теперь, в прокаленной солнцем машине, ему все время мерещились запотевшие от холода стаканы с красноватым напитком, которые нес Матс Линдер. Он подумал было, не заехать ли домой что-нибудь выпить, но решил, что для этого время еще раннее и вполне можно обойтись холодной содовой.
У Мартина Бека голод чуть приутих, когда он вошел в столовую. Пока еще не веря как следует своему желудку, он заказал омлет с ветчиной, помидоры и минеральную воду. Монссон повторил этот заказ.