Гибель 31-го отдела

Гюнвальд Ларссон стоял у окна кабинета и смотрел на свой город. Внешне все было вполне благопристойно. Город как город. Но Гюнвальд Ларссон слишком хорошо знал, какой ад преступности таился в нем. Правда, он имел дело лишь с такими преступлениями, где дело шло о насилии, но и этого более чем достаточно. К тому же обычно их очень неприятно разбирать. Шесть новых ограблений, одно хуже другого, и до сих пор никаких следов. Четыре случая избиения жен, с членовредительством. А один обратный: жена ударила мужа утюгом. Помимо ограблений, которые производили впечатление хорошо обдуманных, все так называемые спонтанные преступления были похожи на несчастные случаи. Несчастные, с истрепанными нервами люди помимо своей воли оказывались в отчаянном положении. Почти во всех случаях наркотики или алкоголь играли решающую роль. В

какой-то степени, может, действовала и жара, но в первую очередь виновна была сама система, безжалостный механизм большого города, перемалывающий слабых, мало приспособленных и толкающий их на безумные поступки.

И еще – сколько же самоубийств было совершено за последние сутки; пройдет еще некоторое время, прежде чем он об этом узнает – дела пока находились в полицейских отделениях, где материалы обрабатывались и составлялись отчеты.

Без двадцати минут пять, его вот-вот сменят.

Он мечтал поехать домой в свою холостяцкую квартиру в Булмору, принять душ, влезть в домашние туфли и чистый купальный халат, выпить холодного ситро – Гюнвальд Ларссон был почти полным трезвенником, – выключить телефон и провести вечер за чтением отнюдь не детективного романа.

Но он взялся за дело, которое, собственно, его никак не касалось. За дело Бруберга, в чем он иногда раскаивался, а иногда испытывал какую-то животную радость. Если

Бруберг преступник (а Ларссон был в этом убежден), то такого рода, кого Гюнвальд Ларссон сажал бы в тюрьму с радостью. Кровосос. Спекулянт. К сожалению, подобные люди попадали в руки правосудия редко, хотя всем было известно, кто они и какими способами благоденствуют, формально не нарушая давно устаревшие законы.

Он решил не заниматься этим делом в одиночку. Потому что слишком часто за свою службу действовал, исходя только из своего разумения, и получал слишком много нареканий. Так много, что перспективы повышения по службе можно было считать минимальными. Еще потому,

что не хотел рисковать, и потому, что тут все следует сделать чисто.

На этот раз он действовал по всем правилам, и именно поэтому был готов к тому, что все полетит прямиком в тартарары.

Но где взять помощника?

В его отделе не было никого, а Колльберг сказал, что в

Вестберге такое же положение.

В поисках выхода он позвонил в четвертый район и после долгих «если» и «но» получил положительный ответ.

– Если это так уж важно, – сказал комиссар, – я смогу выделить одного человека.

– Это великолепно.

– Ты думаешь, легко давать людей, причем вам?

Должно бы быть наоборот.

Бóльшая часть полицейских болталась в полном безделье перед различными посольствами и туристскими бюро. Причем безо всякой пользы. Они ведь все равно не смогут ничего сделать в случае демонстрации или диверсии.

– Ну, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Так кого вы мне даете?

– Его фамилия Цакриссон. Он из полицейского участка

«Мария». Работает в гражданской патрульной службе.

Гюнвальд Ларссон угрюмо нахмурил брови.

– Я его знаю.

– Вот как, тогда это преиму…

– Последите только, чтобы он не надел форму, – сказал

Гюнвальд Ларссон, – и чтобы без пяти пять был здесь перед зданием. – Подумав, он прибавил: – И если я говорю перед зданием, то это вовсе не значит, что он должен стоять, скрестив руки наподобие вышибалы.

– Понимаю.

Сам Ларссон подошел к дому на Кунгсгатан точно без пяти пять и сразу же обнаружил Цакриссона, который с дурацким видом стоял у витрины с дамским бельем. Из штатского на нем была только спортивная куртка.

Остальное все форменное – форменные брюки, форменная рубашка и полагающийся к ней форменный галстук. Любой идиот на расстоянии ста метров мог догадаться, что это полицейский. К тому же он стоял широко расставив ноги, заложив руки за спину и покачиваясь на носках. Не хватало только фуражки и дубинки.

Увидев Гюнвальда Ларссона, он вздрогнул и чуть было не встал по стойке «смирно». У Цакриссона были неприятные воспоминания об их предыдущей совместной работе.

– Спокойно, – сказал Ларссон. – Что это у тебя в правом кармане куртки?

– Пистолет.

– А что, у тебя не хватило ума надеть наплечную кобуру?

– Не нашел, – уныло ответил Цакриссон.

– Так сунул бы свою пушку за ремень, что ли.

Цакриссон тут же полез в карман.

– Да не здесь же, ради Бога, – взмолился Ларссон. –

Зайди в подъезд. Незаметно.

Цакриссон послушался. В подъезде он несколько улучшил свой внешний вид, хотя и ненамного.

– Слушай, – оказал Гюнвальд Ларссон. – Возможно,