Гибель адмирала Канариса

– А вы, Нортюнг, храбрец! – окрысился следователь гестапо. – Решили, что можете позволять себе даже такие намеки?

– Просто не хочу потом брать за горло местных кузнецов, которые давно – даже престарелые – мобилизованы на заказы для фронта.

– Опасность сейчас представляю не я, а дневники Канариса.

– Уже не представляют, – повертел головой комендант. – Сейчас они у Кальтенбруннера, а это значит, что начальник Главного управления имперской безопасности уничтожит их, как только…

– …Как только вы доложите ему о казни адмирала, – попытался угадать Кренц.

– …Как только лично выудит из них все мыслимые связи адмирала-предателя с другими заговорщиками и неблагонадежными, – теперь в словах Нортюнга прозвучала уже неприкрытая угроза. – Но будем надеяться, что вас, лично вас, оберштурмбаннфюрер Кренц, это никоим образом не коснется.

– Мои связи с адмиралом Канарисом?! – воинственно осклабился следователь. – Это ж кому могло прийти такое в голову?

Вместо ответа Нортюнг открыл входную дверь.

– Вам нельзя терять ни минуты, оберштурмбаннфюрер, – произнес он уже вслед гестаповцу. – Машина подана, двое моих охранников будут сопровождать вас вплоть до посадки в самолет.

– Стоит ли отрывать от дела сразу двух охранников? – лукаво поинтересовался Кренц, бегло взглянув на двух верзил, очень смахивающих на отпетых уголовников, которых местные власти теперь охотно вербовали в лагерные надсмотрщики. Не оставалось сомнений, что эти громилы будут не охранять его, а конвоировать, дабы в дни военной агонии рейха он не вздумал затеряться где-нибудь в предгорьях Альп.

– Стоит, Кренц, стоит! Хотя не вам это решать! – неожиданно взъярился комендант лагеря. – И не теряйте времени, вас ждут в Берлине.

– Ну, смотрите, сами жаловались, что людей у вас слишком мало, да и тех грозятся отправить на фронт.

– Не волнуйтесь так, Кренц! Ради выполнения приказа Кальтенбруннера я готов отдать для вашей охраны последних своих людей. Как носитель сведений, полученных от шефа абвера, вы для всех нас теперь неоценимы, – мстительно заверил его Нортюнг.

32

В течение всей поездки на полевой аэродром, находившийся в двадцати километрах от лагеря, да и потом, уже перед самой посадкой, томясь в ожидании пилотов, которые по каким-то причинам задерживались, охранники так и не произнесли ни слова. В их присутствии Кренц чувствовал себя жертвенным бараном, которого велено торжественно, ритуально доставить до места жертвоприношения. У него и в самом деле время от времени возникало желание бежать из-под их охраны в так манившие его сейчас весенние горы. Даже момент выдался удачный – когда над аэродромом появились два звена союзных бомбардировщиков.

«А ведь на твоем месте Скорцени наверняка воспользовался бы такой возможностью и скрылся, – с презрительным укором молвил себе Кренц, у которого всегда хватало мужества ловить себя на проявлениях нерешительности, а то и откровенной трусости. – Ты и впрямь слишком много знаешь теперь, чтобы начальство позволило тебе оставаться в живых».

Однако насладиться самоистязанием ему не дали. В комнатке для важных персон, в которой он ожидал вызова на летное поле, появился какой-то обер-лейтенант и выдал сразу два сообщения: первое – что летчики уже в самолете и ждут его; второе – что его требуют к телефону из приемной Мюллера.

– Как оказалось, Кальтенбруннер тоже желает видеть вас, Кренц, – без лишних слов сообщил ему адъютант шефа гестапо.

– И что из этого следует?

– А то, что сначала вы все же должны побывать у группенфюрера.

– Естественно.

– Не так уж и естественно, – назидательно обронил адъютант, – если учесть, что из приемной обергруппенфюрера Кальтенбруннера уже дважды интересовались, когда именно вы прибудете в Берлин. Поэтому в ваших интересах, Кренц…

– В этом вы меня уже убедили.

– Даже постараюсь организовать для вас машину, хотя теперь это непросто…

– Буду вспоминать о вас как о благодетеле.

Адъютант что-то проворчал в трубку, а затем негромко произнес:

– Не нужно обладать большой фантазией, Кренц, чтобы предположить, с какой «признательностью» все вы будете вспоминать о бедном адъютанте самого шефа гестапо.

– Не сомневаюсь, что о нас обо всех будут вспоминать с такой же «признательностью», – успокоил его Кренц.

«Интересно, – подумал он, – приставят ли ко мне на берлинском аэродроме точно таких же уголовничков?»

Первое звено вражеских самолетов пронеслось мимо машины, в которой находился Кренц, минут через десять после того, как она поднялась в воздух.

– На Мюнхен пошли! – прокричал на ухо следователю оказавшийся рядом с ним полковник артиллерии. – Причем обратите внимание: в воздухе ни одного нашего самолета, да и зениток тоже не слышно.

– Они встретят англо-американцев на подходе к Мюнхену, – сквозь зубы процедил оберштурмбаннфюрер. – И давайте прекратим эти рассуждения.