Гибель адмирала

Анна Васильевна Тимирева оставила после себя «Воспоминания». Я не мог прочесть их в годы, когда складывал свою книгу. Следы прошлого не были доступны взгляду, хотя я и мучительно пытался разглядеть их. Лишь чьи-то косвенные свидетельства, скупые и очень робкие, позволяли увидеть ничтожный штрих, услышать обрывок голоса. И даже эта кропотливая и осторожная работа таила в себе риск разбиться. А воспоминания Анны Васильевны к тому же были ею утаены до лучших времен, когда наконец распадутся объятия скелета-чудовища, и люди смогут дышать полной грудью, и псы чекисты перестанут бежать за ними, ловя каждое слово, каждое признание… Люди будут распрямленно, с достоинством ходить по земле…

История борьбы Александра Васильевича с большевизмом, история его и ее любви являются частью содержания «Огненного Креста». Но главным для меня представлялось все же другое; оно захватывало меня, не давало покоя: на судьбах Александра Колчака и Анны Тимиревой я старался проследить смысл столкновения так называемого старого мира с новым, большевизма (коммунистической идеи) — с совокупностью воззрений этого старого мира (весьма широких по своему диапазону — от монархических до эсеровских) и в конечном итоге — Зла и Добра.

Поэтому трагическая история Александра Колчака — лишь часть того временного пространства, которое подвергалось рассмотрению. Но и то, чего удалось коснутся, тоже в свою очередь лишь частичка безмерно огромного бурлящего котла страстей, хотя, казалось бы, события эти давно отшумели; сжелтели, стлели даже бумажные свидетельства тех лет, но в том прошлом все так же могуче бьется сердце, и та жизнь взывает к честности и справедливости. Кажется, нет праха миллионов, а живы те люди…

Далеко не все удалось мне, но как работать, собирать правду по косвенным, порой ничтожным свидетельствам, похожим на слабый, невнятный шепот? Как писать, если каждую написанную страницу прячешь вместо долгого и сосредоточенного изучения этих столбцов букв? И какое это раздумье, когда день и ночь мозг прожигает одна мысль: а как напечатать свою работу? О какой широте охвата и зрелости суждений, глубине чувств можно говорить, если жизнь вокруг непрерывно грозит расплатой, если из твоего дома псы «гэбэшники» крадут бумаги и три тома дневников?

Люди, исповедующие евангельские истины, помните: если с крысами не бороться — они загрызут, они расплодятся до размеров гор и задвинут жизнь. И в этом мире уже ничего не будут значить любовь, честь, правда, наивность, искренность, простота. Инстинкты заменят чувства, нажива — справедливость, хитрость заменит благородство. И невежество создаст свое искусство, от которого будут чугунеть души. Сытость станет высшей ценностью. Приказ сильного — оправданием любого злодейства. И нравственным утвердится лишь то, что помогает делать деньги, набивать карман. И в этом мире все можно будет купить, дело будет лишь за ценой. «Розы против стали».

Мир и существует лишь потому, что у Добра есть свои воины, ибо для полчищ крыс нет желанней занятия, нежели грызть горло Добру. И если внимательно приглядеться, увидишь, как уже много этих крыс. У них человеческие лица, голоса. Они облачены в человеческие одежды, но это трупоеды. Это те самые крысы — их основное занятие — плодиться и упиваться Злом. Мучения людей для них — наслаждение, слезы и плач — праздник. И они карабкаются одна другой на спину, все выше, копошливей — только бы дотянуться до горла Добра…

Когда я прочел «Воспоминания» Тимиревой, то с удовлетворением отметил: интуиция художника меня не подвела и искажений в характере Александра Васильевича и в отношениях его с Анной Васильевной нет. Даже наоборот, мною угаданы такие подробности отношений, такие слова, чувства — поверить, будто я не прочитал о них, не узнал из документов, будет невозможно… и не поверят.

А я все это принял сердцем и там прочитал…

Анна Васильевна взялась писать воспоминания в 74 года. Под пером оживало столь дорогое, милое сердцу прошлое…

«Восемнадцати лет я вышла замуж за своего троюродного брата С. Н. Тимирева. Еще ребенком я видела его, когда проездом в Порт-Артур — шла война с Японией — он был у нас в Москве. Был он много старше меня, красив, герой Порт-Артура. Мне казалось, что люблю, — что мы знаем в восемнадцать лет! В начале войны с Германией у меня родился сын, а муж получил назначение в штаб командующего флотом адмирала Эссена. Мы жили в Петрограде, ему пришлось ехать в Гельсингфорс. Когда я провожала его на вокзале, мимо нас стремительно прошел невысокий широкоплечий офицер.

Муж сказал мне: «Ты знаешь, кто это? Это Колчак-Полярный. Он недавно вернулся из северной экспедиции».

У меня осталось только впечатление стремительной походки, энергичного шага…»

Лишь в песне человек не лжет.

Знаменные распевы Флор Федорович почитал вершиной хорового пения.