Гибель адмирала

— Это, — говаривал он Татьяне, нисколько не робея перед ее консерваторской ученостью, — душа, смысл бытия, так сказать, первичное, а уж после — лишь блесточки, мишура, игра линий и красок, но не тот первозданно-трагический и величавый смысл, вопрос, с которым разум обращается к жизни и вечности. И не возражай! Пойми: потому и недостижима эта глубина для всей последующей музыки… Что такое фольклор в музыке? В своем коренном выражении он исходит из церковного пения, знаменного пения, канта. В первую очередь это — выражение именно церковных текстов и настроений. Церковь — хранительница исторической памяти, того духовно целого, что объединяло людей в смутные и грозные времена нашествий и народных бедствий. Где на Руси обретались университеты?.. То-то… Церковь являлась не только одним из институтов власти, но и монолитом русской культуры. А Россия?.. Разве ширилась единственно из-за удали лихих людей или алчности государей? Ведь прежде всего рабство создало Россию — во всем множественном смысле этого понятия, в том числе и географического. Холопы искали, куда можно утечь от бича, нищеты, и пробивались за синие дали, складывали головы, а шли. И множилась русская земля, потому что за ними поспевал бич, очень плотно и скоро, а рабы подавались еще дальше, а бич — и в это «еще дальше». Господи, синее небо, солнце — и проклятье поклонов, подневольный труд.

Зачем это, кто это создал, почему за Россией вечным клеймом: только так и строят жизнь, не сбежишь, не отмолишься… Хлыст, плеть, нагайка, бич…

И опять Флор Федорович заговаривал о любезном сердцу хоровом пении, о «Многие лета», о Дегтяреве — холопе Шереметева. Его хоровые сочинения особенно волновали. Дегтяревский «Отче наш» в портесном стиле Флор Федорович слушал не один десяток раз — шедевр!

Анну Васильевну спас красногвардеец-венгр[140]. Это он вывел ее из тюрьмы. В конторе никто и не заметил. Чисто провернул.

— Вы такая молодая, — сказал он. — Вы непременно должны жить. Адмиралу теперь не надо помогать, вы свободны… Здесь все сбесились. Трупами можно мостить дорогу до Владивостока. Сейчас же ступайте на вокзал — и любым способом уезжайте. Председатель губчека хвастался перед нашим командиром роты, что не сегодня-завтра казнит и вас. Мой товарищ подсмотрел ваше имя в списке для ликвидации. В эту смену везде стоят венгры — они не проговорятся. Мы решили, что вы должны обязательно жить. Но учтите: сюда возвращаться нельзя — погубите нас.

Этот красногвардеец, судя по всему, служил в интернациональной роте товарища Мюллера. Земной поклон твоей душе, человек…

Подложные документы для Тимиревой добыл Федорович по просьбе Татьяны. Уж как встретились Струнникова и Тимирева — нам не дано знать. Унесла эту историю Анна Васильевна с собой.

О судьбе венгра-красногвардейца ничего не известно, а Струнникова, Федорович, Чудновский и сын Тимиревой заплатили жизнями за причастность к судьбе адмирала.

А тогда лишь мысль о сыне и дала волю для сопротивления судьбе.

Величаво-кроваво всходило солнце России — Сталин.

В Казани силы Косухина иссякли. На подводе привезли в госпиталь, а там — на носилки: в совершенной потере памяти человек. Хотя какой он человек? С улицы, что ли?.. Комиссар он, в мандате так и пропечатано…

Покачиваются носилки, а Саня ни звука, глаза закатил. В головах вместо подушки — узелок со сменой белья и маузер с комиссарской сумкой. Встречные качают головами: держать тебе, комиссар, отчет по всей форме перед самим Господом Богом, а черт его знает, может, и перед Марксом.

И впрямь не жилец.

Пульс поначалу и не прощупывался. Камфарой только и спугнули безносую. Надолго ли?..

Вот и побегли золотые составы без Косухина. Но и то правда: никакой тревоги за них — РСФСР! Проводная связь по железной дороге, как в старое время, без перебоев… Воинских частей довольно, и, в общем, власть на местах устойчивая, не считая крестьянских мятежей, уж очень Антонов лютует, но он больше по Воронежской, Тамбовской и Пензенской губерниям, а на Украине — Махно.

Пометался в бреду Саня, пропустил через себя не один пал сорокаградусных температур (простыни ожигают тело, тело сухим листом, по лицу могильные тени, и бледное, ни кровинки), а выдержало молодое сердце. К июню перемог крупняк и всякие сопутствующие осложнения: зарумянился, перестал платок мазать кровью, шутить пробует и на сестер этак долго поглядывает: пощупать бы, давно за титьки не держался, ей-ей, не повредит… Проверить, как там у них устроено. Чай, не прищемит «дверцей»…

Воспрял хлопчик.

И уже прикидывает себя на обратный путь: ждет его Особый отдел родной Пятой. Хлопот-то: Сибирь еще всю переворачивать, из Забайкалья вытурять Семенова, Дальний Восток делать красным, а там японцы, китайцы да опять же белые…

Однако не дождался Саню Особый отдел родимой Пятой.