— Есть подозрение, что де Вилар пользуется помощью кого-то из испанцев. Сам посуди. Судно подплывает ночью к нашей каракке. Если это англичане, то им пришлось бы пройти через целый строй вражеских кораблей. Уж кто-нибудь да заподозрил бы неладное. Мы идем плотным строем. Да, между кораблями можно попытаться прошмыгнуть, но представь эту картину. Судно идет со стороны Англии. Его так или иначе замечают. Разве оно может двигаться дальше?
— Но если предатель получает сообщение, разве он не должен передать его кому-то? — задал резонный вопрос Антонио. — Английский корабль все равно должен стоять неподалеку. Или предатель должен идти до самого берега и вернуться обратно. Это тоже привлекло бы внимание.
— Логичное рассуждение, — согласился де Лейва, — потому мы и пытаемся следить за де Виларом. Мы тоже не понимаем, как он все свои дела проделывает. Послушав твой рассказ, я просто лишний раз убедился, что среди нас есть предатель. Он и получает важные сообщения. Как они достигают английского берега? Посмотрим. Ты уже увидел многое. До тебя никто не мог уследить за хитрым, вертким слугой. Казалось, он испарялся в воздухе, шныряя по кораблю. Получается, решение не нападать на Плимут, спокойно дойдет до английских берегов. Дрейк выйдет в море, зная, что его кораблям ничего не грозит. Разве кто-то осмелится нарушить приказ герцога?
Антонио задумался. Вся картина как-то плохо складывалась в его голове. Неужели враг прячется среди них? Неужели возможно так вот запросто перекидывать через борт корабля шпионские сообщения? Хотелось прокрасться в каюту де Вилара и распороть ему брюхо. Закончить дело деда Фредерико.
— Планируешь кровавую месть? — прочитал его мысли де Лейва. — Нет, не все так очевидно. Выследить шпиона мы сможем только с помощью графа и его слуги.
— К тому времени он передаст все важные сведения англичанам, — насупился Антонио.
— Не передаст. Де Вилар попадает лишь на те совещания, на которые его допускают. Он получает лишь те сведения, которые ему передают. То что мы не нападем на Плимут и корабли Дрейка, стало бы ясно уже завтра. Мы просто-напросто прошли бы мимо. Открыть какие-то сведения порой бывает не очень опасно. Медина-Сидония так настаивал на мирном проходе через Ла-Манш, что, кажется, он весь свет об этом предупредил.
— Неужели распоряжения короля однозначны? Если можно неожиданно напасть на врага, нужно нападать, — продолжал недоумевать Антонио.
— Боюсь, распоряжения короля совсем не так однозначны, — де Лейва снова посмотрел на карту, — я тоже веду с Филиппом переписку. Но пока полномочия в руках герцога, он волен принимать решения и отдавать приказы. Письма идут к королю не так быстро, как хотелось бы. Обратно они идут с такой же скоростью. Не исключено, что назавтра король прикажет герцогу наступать. Да только время упущено! Мы проскочим Плимут!
Из каюты дона Алонсо Антонио вышел в полном смятении. Оставалось одно — продолжать следить за де Виларом. Вглядываться в горизонт тоже не мешало…
К солдатам она выехала на лошади. Поверх платья Елизавета надела доспех, который подчеркивал ее хрупкую фигуру. На голове красовался золотой шлем. Руки были обтянуты перчатками. Одну руку она подняла в приветствии, в другой держала жезл. Сбоку вдоль юбки висела шпага. Белый, кружевной воротник, выглядывавший из-под доспеха, обрамлял шею. Возле королевы стояли ее приближенные и ее личное, малочисленное войско.
Перед Елизаветой простиралось поле, заполненное людьми. Прямо за ним начинался пролив. В воде отражалось голубое небо, по которому изредка пробегали серые тучки. Вдали белели паруса кораблей, охранявших устье Темзы.
Солдаты, собравшиеся на поле, громкими криками приветствовали свою королеву. От шума закладывало уши, но Елизавета такой шум любила. Полностью она осознавала свою власть только в подобные моменты. Повсюду реяли флаги, развевавшиеся на ветру.
Тем, кто стоял близко, удавалось разглядеть Елизавету как следует. Но и те, кто находился в задних рядах, считали за честь присутствовать при этом великом событии. Они вытягивали шеи, пытаясь увидеть королеву, и готовы были защищать ее до последней капли крови.
Доспех и шлем блестели на солнце, и казалось, от Елизаветы исходит сияние. Никто не замечал постаревшего лица не очень красивой, пожилой женщины. Издалека она производила впечатление богини, сошедшей с небес, поприветствовать свой народ. Когда королева начала говорить, ее голос услышали лишь стоявшие неподалеку. Но каждый солдат твердо верил в то, что слышал каждое слово, обращенное к нему.