Гибель Армады

Каракка, хоть и была велика и строилась именно с целью противостоять сильным волнам, перекачивалась с боку на бок немилосердно. Антонио привычно расставил ноги пошире, пытаясь удержать равновесие. Тошнило уже не так сильно, как во время первых штормов.

— Привыкаю, — кивнул он себе, — и то хорошо.

Мимо прошмыгнул в неизменных шароварах слуга де Вилара. Он метнул взгляд в сторону Антонио и скрылся в проеме, ведущем в каюты, располагавшиеся на нижней палубе.

27 июня 1588 года

Шторм усиливался. Скрип сопротивлявшегося дерева постоянно доносился до ушей Антонио, нервируя и внося сумятицу в душу. Казалось, корабль ожил, страдал, стонал и с трудом выносил постоянную борьбу с волнами. Руль не желал подчиняться капитану. Паруса рвало шквальным ветром. Матросы из последних сил лазили по мачтам вниз-вверх, проклиная всех, кто попадался на язык: Бог, дьявол — уж было им все равно.

— Как дела, дон Алонсо? — Антонио увидел де Лейву, вставшего рядом с ним.

— Идем вперед. Погода вновь должна перемениться, — ответил дон, перекрикивая шум волн и завывание ветра, — но мы потеряли несколько кораблей из виду. Армаду разметало. В прошлый раз мы находились возле берегов Испании. Сейчас дело похуже. Пристать нам некуда.

— Франция? — крикнул Антонио на ухо Алонсо.

— Не примут. Страна расколота на два противоборствующих лагеря. Города, поддерживающие протестантов, нас не примут. Ближайший дружественный порт в Кале. Но и в него мы зайти не сможем, если только болтаться вблизи берега. Раньше не пристать. Французы не станут открыто оказывать нам помощь.

28 июля 1588 года

Прогнозы оправдались. Выглянуло солнце. Осветило оно неприглядную картину — вокруг пусто. Несколько кораблей маячили невдалеке, но они не могли заменить собой всю Армаду. Антонио привык к окружающему его целому лесу мачт. Горизонт спереди и сзади был заполнен кораблями. Только теперь он понял, насколько неуютно стало в одиночестве.

Вскоре подошли паташи от герцога. Он указывал свое местонахождение и приказывал срочно воссоединиться с основными кораблями Португальской армады. Дон Мартин де Бартендона начал собирать галеоны Левантийской армады. То и дело приходили сообщения об обнаруженных судах. Все десять к вечеру были готовы идти вперед.

— Англия совсем близко, — дон Алонсо вглядывался в расстилавшуюся перед ним гладь моря, — мы, как никогда близки к цели.

— Что мы там встретим? Как будут драться англичане? — спросил Антонио.

— Драться будут, это точно. У них хорошие пушки. У них отличные пираты. Поможет ли умение грабить, достойно сражаться? Посмотрим.

29 июля 1588 года Англия

Первыми испанский флот заметили на мысе Лизард. Патрульные корабли вышли из ближайшего порта. Сигнальные огни начали передаваться по всей береговой линии острова. Дрейк потирал руки. Ему не терпелось вступить в бой с испанцами. Тем более что последняя вылазка не имела успеха. В пиратские рейды отправиться он не мог. Бездействие не давало покоя неуемной душе корсара. И вот наконец зверь сам шел в ловушку. Иначе действия испанского флота Дрейк не называл. В успехе он не сомневался. Вся его тактика сводилась к тому, чтобы действовать точно так же, как во время его пиратских вылазок. А другой он и не знал.

Конечно, разведка доносила о перемещениях Армады. Но ее устали ждать. Англичане проявляли, пожалуй, не меньшее нетерпение, чем испанцы. Донесения полетели в Лондон. Королева поняла: пробил час действовать. Деньги, выделяемые из казны на поддержание флота в боевой готовности, наконец-то тратились не впустую.

* * *

В Лондоне все было готово к приему «гостей». Темзу укрепили под личным руководством графа Лейстера. Ополчение начистило доспехи. Новые пушки, отлитые лучшими во всей Европе мастерами своего дела, блестели на солнце. Погода, как и прежде, играла на стороне англичан.

— Посмотри, сам Господь показывает нам расположение, — Елизавета чувствовала себя одним из солдат, вставших в строй на защиту Отечества. Энергии пятидесятипятилетней женщины мог позавидовать и юнец. Привыкшая к длительным пешим прогулкам королева в помещении не находила себе места и, как всегда, мерила шагами комнату. Роберт Дадли в глубине души хотел бы присесть, но этикет подобной вольности не позволял: королева не сидит, не сидит ее подданный. Пусть даже и сильно к ней приближенный, фаворит, пользующийся неслыханными привилегиями. Любыми привилегиями, кроме позволения сидеть, когда королева ходит по комнате.

— Да, испанцы идут явно против воли Господней, — согласился Дадли, — я бы на их месте давно бы уж повернул назад.

— Филипп упрям как осел, — Елизавета усмехнулась, встав на мгновение, чтобы посмотреть на графа, — я его знаю. Когда-то также упорно пытался сбежать от моей сестрицы обратно к себе домой.

— Он труслив?