Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

В огне прощальном предсмертною славой
Закат пылает; и пурпур густой
Вулкана рдяной медлительной лавой
Ползет, втекая рекою кровавой
В разлив лучистый парчи золотой.
И сходит Солнце в багрянец заката,
Как феникс в пламень багровый костра.
Я, жрец верховный, с высот Зиггурата
Творю молитву Вечернему Ра.

Вдали от мира, от жизни далеко,

Как в море кормчий — один на руле,
Парю я в небе душой одинокой,
Пред близким Богом молясь о земле:

Вечность, как миг, Рассекающий,

Двух Горизонтов Орел,
День Свой, для жизни сверкающий,
С мертвенной ночью Ты свел!

В час положенного срока,

От раскрытых врат востока
Всходишь Ты в лучах Своих,
Как из брачного чертога
От заветного порога
Торжествующий Жених.

И стезя Твоя едина:

Ты грядешь в извечный путь
Мощным бегом исполина
Купол неба обогнуть.

Замыкаешь Ты от края

И до края круг небес, —
С каждой ночью умирая,
С каждым утром Ты воскрес!

Как царь, во славе державных регалий,

В Своей ладье золотой без ветрил,
Плывешь Ты в те молчаливые дали,
Куда дорога чрез тленье могил.

Земля и небо, смутясь, замолчали;

Таятся знаки незримых светил,
И шелест ветра исполнен печали,
Зане создавший их Бог опочил.

Но завтра брызнешь, как творческой кровью,

Во мрак бессильный Ты светом Своим,
И вновь настанет пора славословью,
Пора молитвы пред Ликом Живым.

Просторы неба, как песнь восхваленья;

Земли дыханье — хвалебный тропарь;
В росе — слезами сверкают растенья,
Цветы дрожат в наслажденьи цветенья,
И рада жизни мельчайшая тварь.

Довольны звери и радостны птицы,

В озерах рыбы играют с утра;
И в час явленья Твоей колесницы,
От снов ночных размыкая ресницы,
Воскликнут люди: «Да славится Ра!»

Утро Твое блаженно

И дивны Твои вечера!..

Владыка Вселенной,

Хвала Тебе, Ра!

Но солнце село. На мир сиротливый

Спустился сумрак, подобно крылу
Совы угрюмой. И я, молчаливый,
Поднес свой факел зажженный к котлу:
Лизнул проворно огонь торопливый
Извивом беглым густую смолу;
Шипя, метнулось с треножника пламя,
Развившись буйно, как гордое знамя,
Как песня света, будящая тьму;
И столп, горящий причудливым блеском,
Поднялся к небу, с гуденьем и треском
Колеблясь в мрачном тяжелом дыму.

Его призыву послушным ответом,

Из черных, властно нависших теней,
Везде и всюду приветливым светом
Блеснули очи поминных огней.
Мгновенно вспышкой бессчетных светилен
Внизу так ярко зажегся Ацтлан,
Что мрак ночной, пред лучами бессилен,
Бежал и таял, как зыбкий туман.
В каналы отсвет роняя дрожащий
С литых колонн посреди площадей,
Бросал сиянье зажженный елей;
Огнем сверкали древесные чащи;
В аллеях сфинксов, как звенья цепей,
Огни тянулись двойными рядами;
Средь первых — первый, в торжественный час
Блистал дворец, окруженный садами,
И свет от лестниц, аркад и террас
Струился в ночь, отраженный прудами.

Высоко в небе — земли маяки —

Старинных храмов светились пиннакли;
Внизу, у взморья, зажгли рыбаки
На лодках клочья промасленной пакли,
Галеры — бочки смолы на корме;
И пламя билось тревожно во тьме.
Любовь и вера нигде не иссякли;
Огни, всё множась, рождались везде:
Их отблеск в небе, их трепет в воде.

Вдали тепло озарились поселки

Мерцаньем скромных домашних лампад,
Как будто роем лучистые пчелки
Спускались в каждый задумчивый сад,
Кружась, слетались ко всякому дому;
Огни, как бусы, вились вдоль оград,
Вдоль смолкших улиц, ползли по излому
Большой дороги, безлюдной уже;
Огни мигали в полях на меже,
Гляделись в воды канав орошенья;
И даже где-то на кручах, меж гор,
Горел простою молитвой прошенья
Угодный Богу пастуший костер.

При тихом свете, во мраке разлитом,

Земля и небо вели разговор
О чем-то давнем, родном, неизжитом,
Тогда живом, но умершем с тех пор.
Земля и небо сближались взаимно:
К бессмертью звезды приветно влекли,
Огни любовно и гостеприимно
Манили к жизни на лоне земли.

И снова в ветре ночном тиховейном

Атланты ждали от предков вестей;
Под каждой кровлей, в приюте семейном
Накрыт был ужин для дальних гостей.
Готовы яства для родственной встречи:
Маис вареный и, прямо из печи,
Парная смесь отварных овощей;
Творог с изюмом, и хлеб, и овечий
Отжатый сыр, и тисками клещей
Дробленый мелко орех, заслащенный,
Как чистый слиток, в янтарном меду;
В густых кистях виноград, позлащенный
Родимым солнцем в родимом саду,
И спелый персик, и сочные груши.
Сменяясь, блюда идут чередой;
И в старом доме за общей едой
Незримо предков присутствуют души;
Они сошлись к своему очагу,
Чтоб праздник встретить в любимом кругу.

Но час свиданья — без кликов веселых,

Как будет снова разлука — без слез:
Вино, наследье праотческих лоз,
В молчаньи строгом из чарок тяжелых
Атланты с думой поминною пьют.
И веют мир, тишина и уют.