Гибель дракона

Последним очагом сопротивления японцев в Хайларе был асфальтированный мост в излучине Хайлар-хэ. Окопы охватывали его полукругом, упираясь флангами в реку. Бежать японцам было некуда: город занят, путь в укрепленный район отрезан. Мост они защищали с ожесточением, стараясь вырваться из окружения. Избегая лишних жертв, командование советской дивизии предложило капитуляцию гарнизону моста. Но японцы ранили офицера-парламентера, шедшего с белым флагом. Тогда было решено уничтожить окруженных самураев.

Тихая, сонная Хайлар-хэ отражала ночное звездное небо и пожары, догоравшие в центре города. Огненные блики выхватывали из темноты то камыш, то воду, то трупы японцев на мосту, то хмурые затаившиеся дзоты. Карпов и Самохвал пришли в роту Горелова уточнить обстановку и сообщить приказ генерала: не выпускать японцев из окружения, добить всех, кто не пожелает сдаться.

Лейтенант Горелов устроился у моста по-домашнему. В отвоеванном дзоте он оборудовал командный пункт. Солдаты принесли из разрушенных домов стулья и даже лампу со стеклом. У амбразуры, обращенной к реке, дежурил пулеметчик. Когда Самохвал и Карпов пролезли в узкую входную щель, командир роты дремал на охапке сена в углу дзота.

— Спишь? — шутливо крикнул Самохвал над ухом Горелова.

Тот вскочил, ударился головой о низкое перекрытие потолка и, потирая ушибленное место, виновато проговорил:

— Никак не могу привыкнуть... Все на воле и на воле, а тут почти два дня в собачьей конуре.

— Боевое охранение на мосту? — Самохвал наклонился к амбразуре и посмотрел на реку.

— Никак нет. Метров за пятьдесят.

— Почему не атакуете? Кого ждете? — сердито нахмурился Самохвал. — До зимы намерены тут возиться? Разведку провели?

— Так точно, — Горелов начал докладывать обстановку, а Карпов вышел в окоп к солдатам.

— ...изуродовали они его по-страшному, — говорил пожилой усатый ефрейтор, дымя самокруткой. — Видать, оглушило его. Когда мы отошли, сразу не хватились... Ну и пропал.

— Это о ком? — спросил Карпов.

— Про Коваленку, — ефрейтор обернулся. — На мосту нас самураи минометным огнем накрыли. Коваленку ранило. Японцы его и забрали, — он помолчал. — Сейчас изуродованного подбросили.

— Запугать хотят, — сказал кто-то из темноты.

— Бестолку, — ефрейтор затушил окурок. — Опоздали пугать-то.

Стало необычно тихо. Проглянула луна. Теперь Карпов видел лица солдат, неестественно бледные в лунном свете.

Коваленко... Озорной парень, земляк, волжанин. Кочегаром плавал. Мечтал стать капитаном. Не дожил...

Впереди застучал японский пулемет, как бы вздыхая между выстрелами: та! — вздох, та! — и снова вздох.

— Застукотела, чахотка, — ефрейтор осторожно выглянул из окопа. — Темно.

В бруствер звучно шлепались пули. Кто-то около моста крикнул протяжно и тоскливо: «А-а-а-а-а!» — и умолк. Где-то прозвучала автоматная очередь. Разорвалась граната.

Солдаты разбегались по местам. Огоньки выстрелов растревожили темноту.

Нарастающий свист мины заставил пригнуться. Она взорвалась недалеко. Противно провизжали осколки.

— Из полкового плюнули, — знающе определил ефрейтор, отряхивая пыль с плеч.

Мины начали падать чаще и ближе. Солдаты прижались к земле, прикрываясь лопатками. Двое — Мабутько и Калякин устроились в нише, подрытой в сторону противника. Карпов хотел было пройти по окопу дальше, как вдруг снаряд ударил в бруствер. Земля вздрогнула, застонала и медленно осела. Карпов почувствовал невыносимую тяжесть, удушье, перед глазами поплыли зеленые, фиолетовые, синие пятна, и он потерял сознание.

Очнулся от холода. Наклонившись, Самохвал лил ему на грудь и лицо воду из фляги.

— Жив?

Карпов не ответил. В голове шумело, как будто там работала мельница, перед глазами опять закачались цветные пятна.

— Банза-ай! Ба-анза-а-ай! — совсем близко хрипели пьяные японцы, невидимые в темноте.

Самохвал и Горелов побежали на командный пункт, куда их позвал связной: звонили наблюдатели с заречной сопки. По цепи передали — убит пулеметчик. Карпов заставил себя встать. С трудом выпрямился. Его качало. Медленно переставляя негнущиеся ноги, он пошел к пулеметному гнезду. Наклонить голову ниже бруствера не хватало силы. Золотарев поддерживал его и возбужденно о чем-то говорил. Карпов прислушивался, но никак не мог уловить смысла его слов: шум в голове становился нестерпимым.

— Кого задавило? — переспросил он, хватаясь за понятое слово.

— Мабутько с Калякиным, — удивленно ответил Золотарев, — я же вам говорил. Прямо начисто! А вас вышвырнуло и присыпало. Смотрю, сапоги торчат. Ну, я к вам...

Они подошли к реке. Окоп кончился. Под обрывистым берегом плескались волны. В крайней ячейке возле пулемета возился солдат. Карпов оперся грудью о стену окопа. Пересиливая слабость, заставил себя оглядеться. Увидев конец пустой пулеметной ленты, послал Золотарева за патронами. Пулемет был в исправности. Пока он проверял замок, Золотарев принес три коробки. Карпов вложил ленту и навел пулемет на край моста, где находился японский дзот.