Семенов все быстрее и быстрее ходил по кабинету. Что творится! Что творится! Японцы кровь сосут. Оплачивая сделанное, завтра требуют вдвое больше за ту же цену. В газетах тупоумные писаки заладили одно и то же: о голоде в России, обнищании мужиков, о бунтах и восстаниях. Где взять настоящих людей? Переселенцы, насильно мобилизованные в корпус Бакшеева, бегут на Хинган. Офицеры пьянствуют. Японцы — трусы! Чего-то ждут. Дела никакого — мелкие инциденты. До каких пор?!.
В дверь торопливо постучали.
— Войдите!
— У подъезда машина с капитаном Такэока. Он идет сюда, — быстро проговорил адъютант.
В кабинет уже входил японец высокого роста в очках. На неподвижном лице — заученная любезная улыбка.
— Давно не имел счастья видеть вас, дорогой господин атаман! — радостно воскликнул Такэока, протягивая руку. — Вы все такой же — бодрый и полный энергии. Жизнь есть борьба — так вы говорите?
Пожимая сухую и жесткую ладонь японца, Семенов испытывал неподдельную радость. Капитан был одним из немногих японцев, которые знали настоящую цену атаману и хоть внешне относились к нему с уважением.
— Весьма... весьма польщен... — бормотал растроганный атаман, суетливо усаживая нежданного гостя. — Рюмочку сакэ? Подогреть?
Такэока покачал головой и указал глазами на замершего у дверей адъютанта...
— Идите, поручик, — приказал Семенов. — Никого не принимать.
— Григорий Михайлович, — заговорил Такэока доверительно, когда дверь захлопнулась, — я пришел предупредить вас... наступление почти решено...
Семенов широко перекрестился.
— ...начать ранней весной, — атаман откинулся на спинку стула и побледнел. — Зима дана Квантунской армии на окончание разведки. Скорее, для... — он с трудом подыскивал русское слово, — усиленной! Вот! Усиленной разведки боем. Инциденты назначены почти на каждый день. Подробный план вам пришлет штаб армии. Мне поручено согласовать с вами только одно: сможете ли вы обеспечить нужное количество переводчиков, способных, конечно, носить оружие и, в случае надобности, вести разведку?
— Сколько?
— До пятисот человек. Лучше иметь резерв. Ожидание вызовет в наших войсках неприятное чувство, — Такэока чуть подумал. — Семьсот пятьдесят человек.
— Когда?
— Первая группа, шестьдесят человек, должна быть готова послезавтра. Переводчиков разослать... Запишите, Григорий Михайлович, — Такэока достал маленький блокнот с серебряными крышечками, с тисненой монограммой. — В Хайлар — десять, Цигань — четыре, Хейхэ — двадцать, Цзямусы — десять. Остальных двенадцать — в Мулин. Двенадцать... Я не ошибаюсь?
— Так точно, двенадцать. Все будет сделано. Транспортировка до места назначения?
— За счет ЯВМ[7]
тех городов, куда следуют люди, — Такэока поднялся. — Очень хочу пожелать вам успеха, дорогой Григорий Михайлович. Я первым поздравлю вас на посту президента!Растроганный Семенов проводил гостя до машины и, услужливо открыв дверцу, посадил его. Клубы пыли долго не оседали. Семенову казалось: идут колонны солдат по бесконечным русским дорогам...
Вернувшись в кабинет, атаман приказал срочно вызвать офицеров связи. Недавно тихий особняк оживился, напоминая фронтовой штаб, лихорадочно готовивший операцию.
Но «счастливый день неожиданностей», как назвал его про себя атаман, окончился неприятностью. В одиннадцатом часу адъютант подал Семенову пакет.
— Господин настойчиво просит свидания, ваше превосходительство. Он говорит, вы его знаете и будете очень рады встретить живым и невредимым.
— Гнать в шею! — крикнул Семенов, вскрывая пакет. Адъютант уже открывал дверь кабинета. — Стой! — атаман побледнел: «Искренне преданный Вам Гонмо». — Пригласи!
«Откуда? — соображал Семенов, комкая в руках листок грязной бумаги. — Он же убит. Сысоев никогда не ошибался. Да! Но труп его пропал...»
Овладев собой, атаман сел за стол и развернул газету. И вот... Гонмо! Исхудавший и, казалось, подросший. Задевая длинными ногами за край ковра, он молча прошел к окну и опустил штору.
— Комары летят на свет. Не люблю. А вы по-прежнему — огнепоклонник? — кивнул на камин, где тлели малиновые угли.
Неопределенно хмыкнув, Семенов пожал плечами.
Гонмо непринужденно сел, вытянув длинные ноги под столом. Не торопясь, закурил и, откинувшись на спинку кресла, выпустил голубоватые колечки дыма — кольцо в кольцо. Семенов напряженно следил за ним, не сводя глаз с его подвижных холодных пальцев с острыми ястребиными ногтями. Серые добродушные глаза Гонмо были спокойны.
В соседней комнате шум затихал. Офицеры связи, переговариваясь, расходились. Гонмо докурил папиросу, спокойно и очень старательно затушил ее и, улыбаясь одними губами, сказал:
— Наша первая встреча была гораздо теплее. Не так ли, мистер Семенов?
— Возможно, — Семенов вспомнил о своей записке на имя Кавасимы, о расписке, данной этому дьяволу еще тогда, давно. Все это, конечно, в руках Гонмо, а может, даже хранится где-то, может быть, в Америке, либо в Англии — черт разберет этого многоликого дылду! — Я прошу говорить без этих... непонятных намеков, — Семенов испугался внезапно возникшего спокойствия. — Что вам нужно?