Гибель дракона

— Ты что? — он вырвал у Ли Чана пиджак и бросил в угол. — Если дело честное — сам помогу. Если воруешь — выгоню. Опять сам. В полицию не побегу. Не бойся.

— Моя бойся нету! Моя честно живи, — Ли Чан подошел совсем близко и зашептал: — В тюрьме, друг, хороший человек сиди. Мне айдрес давал, — замолчал, опасливо скосив глаза на окно, потом зашептал еще тише: — Там деньги получу. На базар картошка, хлеб, мясо покупай — и в мешок. Ночью добрый человек приходи — забирай. В горы вези.

— Зачем — в горы?

— Там партизаны живи. Мой Ван — командир был. Теперь в Россию за подмогой пошел. И Мишка тама.

— Мишка? — привстал Федор Григорьевич.

— Ой, тихо надо-ка, друг. Много злой уши есть.

Федор Григорьевич в волнении прошелся по комнате.

— Все-таки обидел ты меня, Чана! Разве Ковров японец? Да я... — он задохнулся. — Все, что хочешь! Святому делу не помочь — земля не примет!

76

У пограничного столба, стоявшего на краю покрытого ломким льдом болота, выходил на поверхность камень, похожий на тумбу. Приляжет около него часовой, и вскоре его занесет сероватым снегом. И снова все неподвижно, только камыш шуршит на ветру да слышно, как подо льдом журчит вода. Этот пост создали несколько дней назад после какой-то сложной и длительной дезинфекции болота. В два ноль-ноль прошла смена.

Шаги уходящих часовых потерялись вдали. Только ночные звуки — стон ветра и шуршание камыша — тревожили тишину. Часовой замер у камня. И сразу время как будто остановилось. Вода медленно подтекала под тулуп, но сержант Кашин не шевелился, прислушиваясь к ночным шорохам.

Можно заставить себя слушать и смотреть. Можно в нужный момент затаить дыхание. Можно лежать в промозглом болоте не шевелясь, чувствуя, как медленно, начиная с кончиков пальцев, отмерзают ноги, стынут руки, намерзает на воротнике полушубка ледяная корка и жжет, как огнем, губы и нос. Можно сжать зубы и стерпеть. Но невозможно заставить себя не думать.

И потекли мысли — о чем угодно! Слух ловит малейший шорох, а думы...

...Трудно жене управляться с тремя ребятишками. Конца войны не видно, когда-то он вернется! Как она терпит? А теперь бригадиром стала. Наверное, совсем ночей не спит. Кашин улыбнулся, мысленно представив себе жену, — статную, красивую, удачливую, как их жизнь. Весь колхоз завидовал. Ребятишки — один в одного. Сыновья. Все равно он вернется! Заживут еще лучше, чем до войны. Дружней. Столько пережито за эти годы и...

Слабый треск. Кашин затаил дыхание. Через несколько секунд треск повторился, но теперь уже ближе, отчетливее. Кашину показалось, что сердце стало биться громче. Захотелось плотнее прижаться к камню, слиться с ним. Но шевельнуться нельзя. Чуть треснет лед — и полетит на треск граната. Кашин увидел: прямо на него, по хрупкому льду, неслышно раздвигая камыши, ползет человек.

...Метрах в пяти от камня Серж Ухтомский решил передохнуть. Проклятая шуба намокла. И дернул его черт лезть сегодня! Надо же было вчера в кабачке проиграть на «мелок» уйму денег — поневоле полезешь. Либо грабить, либо за рубеж. Не стреляться же, в самом деле, он не герой романа. Старик осатанеет, если узнает о проигрыше. Ну и ловок же этот каналья Сысоев, черт бы его взял со всеми потрохами! Дыхание выровнялось. Как там в инструкции? «Проверить зрительно, нет ли поблизости поста, предварительно приготовив оружие». Серж приподнял голову и осмотрелся. Ничего подозрительного. Камыши, кустарник. Пополз дальше. Ледок потрескивал, но не ломался. Отвратительное болото! И пихнул же атаман — по знакомству, называется, — хуже места на всем рубеже не найдешь. Он опять прислушался. Все тихо. Пограничный знак чуть левее, за камнями. Укрыться около того сугроба? Серж ощутил противный озноб, волной подкативший к сердцу. Б-р-р-р... Опасная это профессия! Мутит в голове, как после попойки. Скорее добраться до сухого места, найти ложбину. Здесь недалеко должна быть удобная щель, ему рассказывали, как ее найти. Нужно взять чуть правее, упрешься в круглый камень, это уже берег. А там... Серж крепче сжал рукоятку браунинга и отвел предохранитель. Пограничный знак остался позади. Ухтомский пополз смелее, теперь уже все равно, путь к отступлению отрезан, там ждет Сысоев. Он один — и в чужой стране. В чужой, хотя здесь стоят целыми и невредимыми его поместья. Прежние арендаторы-мужики пашут его земли. А он, их господин, должен ползти на брюхе через вонючее болото!

Внезапно над ним тихо, но повелительно прозвучало:

— Стой!

Серж дернулся, от неожиданности отпустил браунинг, и резинка моментально втянула его в рукав. Граната в кармане. Он сделал резкое и быстрое движение рукой, но не успел дотянуться.

— Лежать. Руки вперед!

Выразительно клацнул затвор.