Гибель дракона

— Дойдем! — уверял его Карпов, тревожно следя за стрелкой, приближавшейся к часу. Кордон должен быть взят в час без четверти. Еще пять минут... Пять минут! Невидимая грань времени делила вчера и завтра. Пять минут — триста ударов сердца, и изменятся обычные понятия о жизни и смерти... Карпов вгляделся в темную колонну машин.

«Да, жертвы будут. Может быть, и он... а так не хотелось бы. Ольга...» — Карпов прерывисто вздохнул и поправил кобуру. А сотни тысяч жизней, отданные прежде за него и за Ольгу? За то, чтобы они сейчас вот дышали, думали друг о друге, мечтали о счастье, берегли будущее...

— Как думаешь, товарищ, — осторожно трогая Карпова за локоть, в десятый раз обратился со своим вопросом Ван Ю, — дойдем?

— Дойдем.

— Скорее надо ходить! — Руки Вана дрожали. — Сколько народа нынче ночью, пока мы ждем, побьет японец, товарищ! Ты не знаешь.

Внезапно ветер налетел бурными порывами. Недалеко блеснула извилистая полоса молнии, и трескучий раскат грома прокатился над головами. Упали первые тяжелые капли дождя.

Шоферы торопливо надевали на колеса автомашин приготовленные цепи.

Рядом остановился саперный батальон. Где-то залязгали гусеницы танков и смолкли.

Оставалось всего две минуты.

— Скоро, товарищ? — Ван Ю стоял перед Карповым.

— Совсем скоро... Увидишь ракету — пойдем.

Секундная стрелка обегала последний круг.

12

До оккупации Маньчжурии японцами Чанчунь был обыкновенным провинциальным городком. Японцы преобразовали его в столицу Маньчжоу-Го: до основания снесли старые кварталы, расчистили площадки и выстроили современного типа здания. В них расположились министерства, сам император, многочисленные японские советники, а главное — штаб Квантунской армии. Доступ в этот район китайцам был запрещен. Они ютились на окраинах, в дымных и грязных фанзах. Чтобы искоренить все китайское, японцы переименовали Чанчунь в Синь-цзин — «Новая столица».

В эту ночь над Чанчунем разразилась гроза. Проливной дождь залил асфальт улиц бурными потоками. Генерал Ямада задержался в штабе: он не любил сырости. Годы клонились к закату. «Седьмой десяток — это не юность», — усмехаясь, шутил он. Последнее время его очень тревожил ход войны на Тихом океане. К тому же, министр намекал: возможно выступление России. Но, откровенно говоря, Ямада не особенно верил в это. Развязать войну в Маньчжурии, где стоит под ружьем около миллиона отборнейших солдат! И это России — стране, только что закончившей такую кровопролитную войну. Ямада скептически пожимал плечами. Но приказ об усилении гарнизонов на границе с Россией выполнял точно. Он был солдат и приказ чтил свято.

Кабинет командующего, залитый мягким рассеянным светом, в этот вечер казался особенно уютным. После грозы воздух был необыкновенно чист и прохладен. Ямада с наслаждением закурил сигару и потянулся.

Бесшумно ступая по ковру, подошел адъютант и подал пакет. Лицо адъютанта никогда прежде не бывало таким бледным. Ямада удивленно поднял брови, но ничего не сказал. Неторопливо разрезав конверт, он достал плотный лист бумаги и, отведя руку с сигарой в сторону, чтобы не мешал дым, начал читать.

Военный министр, не комментируя, пересылал ему ноту Советского правительства. Реденькие брови Ямады нахмурились. Старчески бледные губы слегка раскрылись, обнажая стертые пожелтевшие зубы.

«После разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной великой державой, которая все еще стоит за продолжение войны... Верное своему союзническому долгу, Советское правительство...»

Ямада торопливо перевернул лист, и дымящаяся сигара с легким стуком упала на пушистый ковер. Ямада схватил бумагу обеими руками.

«...заявляет, что с завтрашнего дня, то есть с 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией».

Комната покачнулась. Адъютант, разбрызгивая, подал стакан воды и затоптал тлеющий ковер. В кабинете запахло жженой шерстью. Ямада отвел руку адъютанта и потер виски.

— Какое сегодня число?

— Девятое августа, господин командующий. Два ноль-ноль.

— Во Владивостоке?

— Два тридцать.

«Почти три часа девятого августа по местному времени. — Ямада злобно оскалил зубы. — А наступления русских нет! Можно еще многое предпринять!»

— Собрать штаб! Начальника штаба ко мне!

Через несколько минут помчались связные, будоража тишину спящего города треском мотоциклов. И почти в это же время послышался в вышине нарастающий рокот самолетов. Задрожали стекла от разрывов авиабомб. Столбы ярко-белого пламени поднялись над Центральным вокзалом. Немного погодя грохнули взрывы в районе Южного вокзала. Вой пикирующих бомбардировщиков слился с пронзительным свистом бомб.

Ямала с ожесточением застучал кулаком по кнопке звонка и срывающимся, визгливым голосом бешено прокричал: