Гибель эскадры

Гайдай(тяжело). Хорошо… я согласен кончить сейчас. Там часовой.

Кобза. Пойдем к нему; пока ты будешь говорить, я подготовлю мешок и шкотик. Идем…

Пошли.

Часовой. Стой! Кто?

Гайдай. Свои. Не балуй с винтовкой. Не узнаешь, чудак, своих. Я — Гайдай.

Часовой. А там кто?

Гайдай. Боцман Кобза.

Часовой. Чего вы бродите по трюму?

Кобза. Ищем гада, что украл пулемет из каземата… Должно быть, где-нибудь в трюме запрятал. Ты никого не видел?

Часовой. Нет… Кто бы это мог быть?

Кобза. Кто!.. Контра среди нас.

Бросился на часового, за ним Гайдай; связали руки, ноги и понесли, через минуту вернулись.

Как отдраим, сразу туда. Выводить не надо. Спит, видно, дорогой балтиец, и не снится ему, что суд праведный идет. Давай!

Принимаются открывать. Входит , оглянулась.

Оксана. Юрко, скорей, где ты там?

Юнга(бежит). Я здесь.

Кобза(встревоженно). Кто-то идет.

Идут Оксана и юнга.

Гайдай. Кто там?

Оксана(встревоженно). Гайдай!

Кобза. Я говорил, что она придет его освободить.

Гайдай. Идешь освобождать врага революции?

Оксана. Освобождать представителя центра.

Кобза. Отдраивай. (Бросился открывать.)

Оксана. Стойте… Самосуд… Отойдите… (Выхватила револьвер.) Гайдай, гони отсюда Кобзу… Ты будешь знать все… Гайдай, стой… Я буду стрелять… Раз… Гайдай… два… Гайдай…

Гайдай. Стрелять? За провокатора… в меня? На… (Разорвал тельник.) Стреляй!

В эту минуту Кобза выхватил маузер и выстрелил в Оксану. Она пошатнулась и упала.

Юнга(крикнул). Тетя! (Бросился к ней.)

Большая пауза.

Гайдай(тяжело повернул голову, смотрит обезумевшими глазами на Кобзу и глухо произносит). Что ты сделал?

Кобза. Если бы не я ее, она бы тебя… Сам же ты кричал мне «стреляй». Постольку поскольку она…

Гайдай(глухо). Я кричал «стреляй»? Гад! (Выхватил маузер.)

побежал. за ним. Через минуту где-то далеко слышен сначала один выстрел, потом другой. Тихо рокочут волны, бьются о борт.

Юнга(сквозь слезы). Прощай, дорогая тетя Оксана. (Медленно снял бескозырку и тихо говорит.) Ты жертвою пала в борьбе роковой, в любви беззаветной к народу, за жизнь его, честь и свободу. Прощай же, товарищ.... (И слезы душат мальчика. Большая пауза.) Прощай же, тетя Оксана.

Картина третья

Палуба флагмана. У орудийной башни стоят , и .

Адмирал. Я знаю, трудно шесть лет мотаться по морю. Две войны! Такой срок, что вы и детей своих не узнаете. Сыновей взрослых встретите.

Командир флагмана. Шесть лет ждут нас жены, девушки молодые. Какая будет встреча!

Первый комендор. Какая будет встреча… Еще две недели, и Херсонщина наша золотою станет. Выйдешь в степь — катятся волны ржи, пшеницы, за горизонт убегают, а ты стоишь на земле, вот так, расставив ноги, и не качаешься, как здесь, на корабле… Стоишь крепко и слушаешь, как наливаются хлеба… Пятьдесят десятин одной пшеницы чистой батько засеял весной.

Командир флагмана. Если сегодня вернемся в Севастополь, то как раз попадем к жнитву. За шесть лет забыли, как косу в руках держать.

Второй комендор. У нас на Херсонщине — машины, косить батраков нанимаем. Скорей бы домой, а там…

Адмирал. Все зависит от вас. Исполните последний приказ правительства: вернемся в Севастополь, сдадим корабли — и я отдаю приказ о демобилизации. С войной покончено.

Третий комендор. А комитет как? Позволит?

Адмирал. Вернемся в Севастополь — там комиссаров и комитетов нет. Полковник Центральной рады поручил мне передать вам: как только вернетесь, вас пышно, как героев, встретят, выплатят жалованье за два месяца и всем разрешат вернуться домой.

Первый комендор. Пускай комитетчики только попробуют вернуться вместе с нами, мы там спросим с них за расстрелы в трюме, за смерть боцмана Кобзы. Припекло Москве, припечет и им!

Командир флагмана. Но здесь от них можно ожидать всего. Начнут митинговать и могут, озлобленные, пустить на дно корабли… тогда все вы очутитесь вне закона, и не видать вам ни детей, ни отцов своих никогда…

Первый комендор. Никаких митингов мы не допустим, а если и будет он, то для них — последний.