Гибель империи. Тайные страницы большой геополитики (1830–1918)

Как уже было сказано выше, в этом конфликте Вена, преследуя свои захватнические цели во-первых, стремилась не допустить создания на Балканах какого-либо большого славянского государства, способного в будущем противостоять Австрии, а во-вторых, хотела аннексировать Боснию и Герцеговину, а затем, по возможности, и другие славянские земли и таким образом образовать триалистическую империю, в которую входили бы немцы, венгры и славяне.

В Лондоне же реакция России на сербско-турецкую войну была воспринята как попытка Петербурга установить свой контроль над черноморскими проливами, для чего, впрочем, были определенные основания. При этом в Британии считалось, что если Россия установит такой контроль, она будет господствовать в Восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке, и тем самым поставит под угрозу английские позиции в Египте. Великобритания видела угрозу своим коренным интересам в клещеобразном продвижении России, одна клешня которой была нацелена на Константинополь, а другая — на Индию через Среднюю Азию. Поэтому Англия всячески стремилась сохранить Оттоманскую империю, какой бы дряхлой и антигуманной та ни являлась, даже рискуя при этом войной с Россией.

Однако такая политика, проводимая премьер-министром Дизраэли, встретила сильнейшее неприятие внутри страны. Зверства турок настроили против них британское общественное мнение, и оппозиция во весь голос выступала против аморальности внешней политики премьера.

Тогда Дизраэли был вынужден присоединиться к призыву трех императоров к Турции покончить с бойней на Балканах и произвести реформу собственной администрации в этом регионе. Султан же, уверенный в том, что Великобритания выступит на его стороне независимо от формально предъявляемых к нему требований, отверг эти предложения, что, в конечном итоге, и привело к войне.

Вспыхнувший Восточный кризис поставил немецкую дипломатию в довольно сложное положение, возникшее в результате отпора, данного ей Петербургом и Лондоном в дни военной тревоги 1875 г. В этой ситуации Бисмарк с большим удовольствием наблюдал бы за ходом русско-турецкой, а еще лучше англо-русской войны. Однако из-за позиции Вены стало возможным столкновение двух немецких партнеров по союзу трех императоров.

Принять сторону России или просто соблюдать нейтралитет Бисмарк считал невозможным, поскольку в этом случае Австрия как слабейшая сторона либо была бы разбита, либо вынуждена пойти на капитуляцию перед Россией. В обоих случаях это грозило чрезмерным усилением Петербурга. С другой стороны, Бисмарк не желал становиться и на сторону Австрии, поскольку он был твердо уверен, что русско-германская война неизбежно привела бы к вмешательству Франции, заставив немцев воевать на два фронта. Поэтому старая немецкая лиса поступила весьма своеобразно. С одной стороны, Берлин намекнул русским, что в случае русско-австрийской войны он не останется нейтральным и поддержит Вену, а с другой стороны, заявил австрийцам, что не собирается участвовать в их разборках с русскими.

Впрочем, одновременно Бисмарк сформулировал и цену, которую царь должен был бы заплатить, чтобы все же получить дипломатическую поддержку Германии при возникновении русско-австрийского конфликта. Для этого Россия должна была гарантировать свой нейтралитет в случае начала новой франко-германской войны. В этой связи Бисмарк в беседе с немецким послом в Петербурге сказал:

«При нынешних восточных осложнениях единственной выгодой для нас могла бы быть русская гарантия Эльзаса. Эту комбинацию мы могли бы использовать, чтобы еще раз совершенно разгромить Францию».

Однако нейтралитет Германии вовсе не гарантировал победы России против сразу трех противников: Турции, Австрии и Англии, а значит, возможность получения контроля над проливами была весьма эфемерной. Здесь надо бы вспомнить, что победа в войне даже только против одной Турции далась России с большим трудом.

Так что согласись Александр II на предложение Бисмарка, Россия скорей всего так и осталась бы без проливов, но оказалась бы перед фактом значительного усиления Германии, которую уже не могла бы уравновешивать Франция.

С точки зрения Лондона мир Сербии с Турцией мог быть заключен на основе status quo. При этом Босния, Герцеговина и Болгария получили бы административную автономию. Впрочем, Дизраэли при определенных условиях допускал и оккупацию первых двух провинций Австро-Венгрией, а Болгарии — Россией, однако указал и цену этой уступки:

«Константинополь с соответствующим округом должен быть нейтрализован и превращен в свободный порт… под защитой Англии». Разумеется, подобная «уступка» не устраивала ни Россию, ни Австрию.