Впрочем, добившись капитуляции Франции в борьбе за бассейн Нила, английское правительство решило протянуть пряник поверженному врагу. В феврале 1899 г. с Францией были начаты те самые переговоры, в которых ей упорно отказывали до момента капитуляции. В результате французы были окончательно удалены из бассейна Нила, хотя в виде некоторой компенсации за это они получили бассейн озера Чад со спорной до этого областью Вадаи.
Однако для того чтобы начать строительство союзнических отношений, Лондону и Парижу было необходимо устранить острые колониальные разногласия, которые еще разделяли Англию и Францию. Для того чтобы начать этот процесс весной 1903 г., Эдуард VII посетил Париж. При этом английский король придал своему визиту характер довольно эффектной демонстрации англо-французского сближения, заявив, что время вражды ушло в прошлое и что теперь должна наступить эра англо-французской дружбы.
Для Парижа вопрос об англо-французском сближении приобретал еще большую остроту, чем для Лондона. Поскольку происходившее отвлечение сил России на Дальний Восток ставило Францию в опасную зависимость от действий Германии. В результате процесса взаимного сближения 8 апреля 1904 г. был подписан договор Сердечного согласия, принявший форму англо-французского соглашения о разделе колоний.
Вообще говоря, как это ни парадоксально звучит, но факт заключения Антанты можно считать большой удачей и для Петербурга. Ведь именно англо-французский договор Сердечного согласия и не позволил Германии, используя временную слабость России развязать войну с Францией с помощью намеренно спровоцированного кайзером в 1904 г. марокканского кризиса. Можно не сомневаться, что, разделавшись с французами Германия, принялась бы за «обустройство» и России.
Но при взгляде из Петербурга картина выглядела несколько иначе. Поэтому в августе 1901 г. на встрече с кайзером в Данциге Николай хотел заручиться поддержкой Германии в пекинских переговорах о соглашении по Маньчжурии. При этом с русской стороны говорилось о желательности русско-германского союза о том, что идее континентальной группировки принадлежит великое будущее, что она, правда, еще не созрела, но что царь будет стремиться к ее осуществлению, что нет ни одного пункта, где пересекались бы интересы России и Германии, а вот-де английская политика эгоистична и с англичанами ни о чем договориться нельзя. А Ламсдорф даже заявил, что «союз между Германией и Россией был бы величайшим счастьем и что это цель, которой нужно достигнуть». Впрочем, дальше самых общих разговоров на тему о желательности русско-германского союза дело на этот раз так и не пошло.
В октябре 1901 г. прусский принц Генрих посетил Николая в Спале, где царь заявил, что сейчас главный интерес Петербурга состоит в завершении строительства Сибирской железной дороги, которую он надеется закончить в течение 5–6 лет, а для завершения этого строительства России нужны французские деньги. Так Николай дал понять немцам, что разрыв с Францией для Николая в настоящее время абсолютно невозможен, как бы ни росло у него сознание необходимости объединения монархических государств перед лицом революционного движения. В результате, по итогам свидания в Спале принц Генрих доложил кайзеру, что пока не следует форсировать процесс сближения с Россией.
Следующим шагом в русско-германском диалоге, предпринятом Петербургом в январе 1902 г., было предложение Ламсдорфа принять совместную с Берлином демонстративную декларацию по поводу англо-японского союза.
Однако желание русской дипломатии выйти из создавшегося для нее опасного положения путем возрождения азиатского тройственного русско-франко-германского союза образца 1895 г. прямо противоречило политической программе кайзера, направленной на натравливание Японии на Россию. Именно поэтому из Берлина Ламсдорфу ответили отказом, мотивируя его тем, что такой шаг мог бы подтолкнуть США примкнуть к антирусской коалиции.
К тому же как раз в это время в Берлине были получены и тотчас сообщены в Петербург сведения о начавшихся англо-французских переговорах, естественно, что кайзер рассчитывал при этом, что эта информация должна подорвать у царя его доверие к французской политике.
Тем не менее вскоре после заключения англо-японского договора русская дипломатия обратилась к Франции с предложением совместно выступить с ответом на вызов Лондона и Токио. И хотя Франция явно не одобряла отвлечения сил России на Дальний Восток, тем не менее она согласилась на то, чтобы 20 марта 1902 г. оба союзных правительства опубликовали декларацию, которая, однако, носила малообязывающий характер:
«Будучи вынужденными учитывать возможность враждебных действий других держав либо повторения беспорядков в Китае, оба союзных правительства оставляют за собой право озаботиться в такого рода случаях принятием мер, необходимых для охраны их интересов».