Гибель Иудеи

— Чего?

— Я тебе давал понять это раньше. Вероника — царица из дома Ирода. Иудейка может лишь под одним условием полюбить римлянина.

— Под каким?

— Под тем, что она станет его женой!

Он почти раскаивался, что произнес это слово. От него зависело исполнение всех планов, судьба всего народа, всего мира. Он тревожно следил за лицом Тита.

Молодой легат нахмурил брови; он смотрел, ничего не видя, на шумный пир. Вдруг он вздрогнул, встретив испытующий взгляд отца, Веспасиан поднял кубок и с улыбкой кивнул сыну головой, Тит увидел странную насмешку в этом взгляде, он тоже поднял кубок, кивнул и улыбнулся ему. Вдруг римлянин нагнулся к Агриппе и шепнул ему хриплым, прерывающимся голосом:

— Хорошо. Вероника станет женой Тита.

Агриппа с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть от радости. Лицо его побледнело от внутреннего волнения; он должен был откинуться в кресло и прикрыть глаза рукой, чтобы не выдать себя. Но его опасения были напрасны. Тит ничего не слышал и не видел из того, что происходило вокруг. Только когда Агриппа, оправившись, заговорил с ним, Тит пришел в себя и стал слушать с горячим интересом то, что шепотом ему говорил Агриппа среди шума пиршества. Нетерпение Тита было так велико, что он хотел вскочить и уйти в другой покой, но Агриппа удержал его; он боялся возбудить подозрение Веспасиана. Намек на отца привел Тита в себя.

— Он никогда не согласится на это! — воскликнул молодой легат с волнением. — Он слишком боязлив, чтобы допустить что-нибудь необычное.

— Поэтому, — поспешил прибавить Агриппа, — он ничего не должен знать о твоем намерении жениться на Веронике. Впоследствии…

— Впоследствии? — переспросил его Тит. — Разве ты не видишь, что я сгораю от жажды обладать этой дивной женщиной, которая занимает все мои мысли и чувства.

Царь тонко улыбнулся.

— Разве одно исключает другое? — спросил он. — Разве Вероника не может стать супругой Тита без ведома Веспасиана?

Молодой легат вздрогнул и с удивлением взглянул на собеседника; потом он глубоко вздохнул и так крепко сжал его руку, что Агриппа чуть не крикнул от боли.

— Если бы ты это мог устроить, Агриппа, — пробормотал Тит, дрожа от волнения, — то, клянусь Зевсом и всеми богами Олимпа, ничто не было бы для меня слишком дорогим, чтобы выразить тебе мою благодарность.

Царь прикрыл глаза, чтобы не выдать сверкавшего в них торжества.

— В таком случае будь готов, — шепнул он.

— Когда?

— Сегодня, после пира.

Он не стал ждать взрыва восторга, охватившего легата, и поспешил обратиться к Веспасиану, чтобы отвлечь его внимание от Тита.

Взгляд его при этом встретился с вопросительным взором Таумаста, который стоял у дверей, почти незаметно царь сделал ему знак, наклонив голову.

Таумаст кивнул и скрылся за дверями.

Двумя часами позже величественный дворец Ирода погрузился в темноту. Только из-за тяжелых завес у окна одного покоя пробивался слабый луч света. Вероника лежала на низких подушках, неподвижная, с окаменелым выражением лица: около нее, у ее ног, был Тит. Луч света падал на его восторженное лицо, обращенное к красавице; несколько поодаль стоял Агриппа и с легкой насмешкой наблюдал за ними; рядом с ним был Иосиф бен Матия, пленник Веспасиана, еще далее у дверей стояли Андромах и Таумаст.

За маленьким столом посредине комнаты сидел Юст бен Пистос, секретарь царя. Он только что кончил чтение лежащего пред ним документа, в котором Тит, сын великого Веспасиана, римский легат, признавал себя супругом Вероники, царицы Понтийской.

Глубокое молчание наступило после чтения, потом Юст медленно поднялся и подошел к легату и царице, чтобы получить их подписи. Тит подписался первый, за ним Вероника. Их лица представляли странный контраст. Тит был взволнован, глаза его сверкали, губы дрожали от страсти, она же была бледна, вокруг ее рта залегла глубокая презрительная складка; так же различны, как и их лица, были их подписи: расплывающаяся, дрожащая у Тита; прямая острая, как обнаженное лезвие меча, у Вероники.

Бумага быстро покрылась подписями свидетелей, потом Иосиф бен Матия, священнослужитель, подошел к супругам и произнес благословение над их головами.

Вскоре после того они остались одни. Тит, гордый римлянин, завоеватель Галилеи, бросился на колени пред иудейкой и, взяв ее ногу, поставил ее себе на шею.

Вероника улыбнулась торжествующей улыбкой; затем подняла его и в первый раз со времени их прощания в Птолемаиде спросила его:

— У тебя еще сохранился Кармельский лавр?

Он вынул маленькую, украшенную жемчугом шкатулку с изображением амура верхом на льве.

Вероника подняла крышку и, вынув увядший лист, прикрепила его к груди Тита.

— Победителю…

Глава XIV