Читаем Гибель Карфагена полностью

-- Лодку сносит течение. Бросай веревки! Тащи на берег! -- командовал Хирам.

Четверть часа спустя весь экипаж шлюпки был уже на берегу, среди людей Гермона, да и шлюпку вытянули на берег, подальше от линии прибоя, но, по указанию Хирама, поставили так, что в любой момент, если потребуется, ее можно было легко спустить на воду.

-- Кто вы? Как вы сюда попали? Ответьте, мне надо доложить моему господину, великому Гермону! -- обратился к якобы спасенным сановитый седовласый раб, игравший на вилле Гермона роль мажордома.

-- Мы, иберийцы по рождению, состоим на службе великой Карфагенской республики, -- отвечал Хирам. -- Мы плыли, придерживаясь берега, в Карфаген, поскольку получили приказ пополнить собою гарнизон города, но ветром нас унесло в открытое море. Просим приютить нас на одну ночь, потому что, как только утихнет буря, мы должны продолжить свое плавание. Кусок хлеба для людей и какой-нибудь угол для ночлега -- вот и все, что нам нужно.

-- У моего господина сегодня радостный день, -- напыщенно ответил мажордом. -- Его приемная дочь сочетается браком с Тсоуром, карфагенским патрицием; в доме моего господина, великого Гермона, хватит и еды, и пития на сотню непредвиденных гостей, а дворец может приютить несколько сот человек. Подождите, я доложу о вас.

Мажордом пропал, но через несколько минут появился снова. VII ПОХИЩЕНИЕ

- Мой господин повелел мне приветствовать в вас своих гостей и друзей! Гермон ждет, что вы, слуги Карфагена, примете участие в нашем празднике, в свадебном пире, -- объявил воинам мажордом. -- Следуйте за мной, храбрые воины. Я укажу вам ваши места!

Хирам и его люди не заставили себя долго упрашивать, и мажордом провел их в обширную залу, уставленную длинными столами и заполненную гостями Гермона, слугами, рабами, музыкантами.

Прибытие небольшой группы пришельцев прошло почти незамеченным: пир был в полном разгаре, каждый заботился в этой пестрой и шумной толпе только о себе, стараясь найти место поудобнее и выбрать куски жареного и вареного мяса, фрукты и вино повкуснее. К тому же, целый оркестр музыкантов, по большей части рабов из Греции, наполнял обширную залу звоном струн и звуками флейт, приковывая к себе всеобщее внимание.

Все веселились на этом пиршестве. Только та, в честь которой было устроено празднество, -- только Офир, бледная как полотно, сидела по правую руку Гермона, печально оглядываясь прекрасными, но усталыми очами вокруг, и по временам ее рука нащупывала спрятанный на груди кинжал:

карфагенянка была намерена сдержать данное любимому человеку слово и умереть от собственной руки.

Рядом с нею находилась девушка, столь же красивая, как и невеста Тсоруа, и, пожалуй, такая же бледная; это была рабыня, этруска Фульвия.

Но Фульвия не сидела неподвижно, как Офир: она словно ждала чего-то, искала кого-то в пестрой и крикливой толпе пирующих. И вот ее ищущий взгляд на мгновение скрестился со взором Хирама, которого было не узнать в костюме иберийского воина. Широко раскрылись глаза девушки, на ее щеках вспыхнул румянец, -- она узнала Хирама.

Незаметно покинув свое место, она легкою стопою обошла зал, пробираясь среди пирующих, среди носящих новые и новые блюда рабов и музыкантов. Миг -и она стояла рядом с Хирамом.

-- Ты здесь? -- прошептала она. -- Ты вовремя прибыл, господин мой! Твоя избранница ждет тебя, тоскуя.

-- Предупреди ее! -- ответил ей быстрым шепотом Хирам. -- Я только выжидаю удобного момента, чтобы взять ее. На берегу нас ждет шлюпка, а в ближайшем заливе -- наше верное судно. Если только нас здесь не задержат, мы умчимся быстрее ветра.

-- Никто не подозревает о возможности нападения. Кроме рабов, да и то плохо вооруженных, здесь нет никого.

-- А воины?

-- Нет никаких воинов.

-- Так иди же, переговори с Офир. Лучше бы ей незаметно выйти из залы во дворик. Я буду ждать ее там, и мы убежим раньше, чем ее хватятся.

-- А я? Мне-то что делать?

-- Разумеется, ты уйдешь с нами. Если захочешь, будешь жить у нас. Но ступай! Нельзя терять времени даром.

Тихо вздохнув, Фульвия опять нырнула в столпотворение и направилась к тому месту, где сидела Офир.

Ее путь проходил мимо дверей какого-то покоя, куда заглядывали многие гости. И вот, когда она поравнялась с этими дверями, чья-то сильная рука легла на ее нежное плечо и девушка, сама не зная как, оказалась в этом покое. За порогом звенели струны и пели флейты, слышались веселье, беззаботные и шумные речи гостей Гермона. громкий крик распоряжавшегося подачей блюд и сосудов мажордома, звон посуды, а здесь... здесь царила тишина.

-- Фегор! -- невольно вскрикнула девушка, взглянув в лицо того, кто увлек ее в эту комнату.

-- Да. Фегор. Не ожидала встретить меня. моя голубка? Куда ты так торопишься?

-- К госпоже.

-- К прекрасной Офир? Но она отлично может час другой обойтись без тебя. Какая счастливая невеста! Взгляни на нее. Сразу видно, как она страстно любит Тсоура. Какая прекрасная парочка!

Фульвия вырвалась из рук шпиона и шагнула к дверям.

Стой, голубка. Ты бежишь, чтобы сообщить Офир о... о прибытии Хирама? -- засмеялся Фегор.

-- Что ты выдумал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену