Я неожиданно ощутил странную ревность. Что, Эрсе и на Зигурде скакала верхом, как на мне? Но потом подумал: Эльфаделль предсказала мою смерть Зигурду, но отказалась предсказать ее мне, и это означает, что либо она солгала одному из нас, либо та самая Эрсе, несмотря на ее божественную красоту, совсем не богиня.
– Ярлу Зигурду и ярлу Кнуту судьбой предназначено сразиться с Утредом, – продолжал Фритьоф, – и пророчество утверждает, что ярлы победят, Утред погибнет, а Уэссекс падет. И все это означает, что ты, дружище, теряешь величайший шанс.
– Может, я и вернусь. – Возможно, однажды я действительно вернусь в Снотенгахам: ведь если мечта Альфреда объединить все земли, где говорят по-английски, станет реальностью, придется гнать данов прочь из этого города и всех остальных между Уэссексом и неспокойной границей с Шотландией.
По ночам, когда затихали любители попеть в тавернах Снотенгахама и переставали брехать собаки, часовые, охранявшие корабли, приходили к нашим кострам и делили с нами еду и эль. Так повторялось три ночи подряд, а на утро следующего дня мои люди с песнями по каткам спустили «Дочь Тюра» на воды Трента.
Понадобился еще день, чтобы загрузить корабль балластом, и еще полдня, чтобы, перераспределив камни, слегка задрать нос судна и тем самым увеличить его скорость в походе. Я предполагал, что в днище обязательно появится течь – ведь все корабли протекают, – но к вечеру второго дня мы так и не обнаружили никаких признаков воды в трюме выше камней. Фритьоф принес обещанные весла, и мы поднялись на несколько миль вверх по течению, а затем спустились вниз. Уложили мачту на две опоры, сверху – свернутый парус и загрузили свои пожитки на крохотную полупалубу на корме. Оставшиеся несколько серебряных монет я истратил на бочонок эля, два бочонка вяленой рыбы, сухари, соленый бекон и огромную голову твердого, как камень, сыра, завернутую в холстину. Уже в сумерках Фритьоф принес нам вырезанную из дуба голову орлана, которой предстояло занять свое место на носу.
– Это подарок, – сказал он.
– Ты добрый человек, – совершенно искренне ответил я.
Он наблюдал, как его рабы перетаскивают голову на борт моего судна.
– Пусть «Дочь Тюра» служит тебе верой и правдой, – пожелал он, дотрагиваясь до молота на шее, – и пусть твои паруса всегда наполняет ветер. Желаю вам целыми и невредимыми добраться до дома.
Я велел рабам установить голову на носу.
– Ты нам очень помог, – с благодарностью обратился я к Фритьофу, – и мне жаль, что я не могу должным образом вознаградить тебя. – Я предложил ему серебряный браслет.
– Мне это не нужно, – покачал он головой, – а тебе во Фризии серебро может понадобиться. Ты выходишь завтра утром?
– До полудня.
– Я приду попрощаться, – пообещал он.
– Сколько времени идти до моря? – спросил я.
– Дойдешь за два дня, – ответил он, – и, когда выйдешь из Хамбра, иди чуть на север. Держись подальше от побережья Восточной Англии.
– А что, там неспокойно?
Он пожал плечами:
– Там рыщут суда в поисках легкой добычи. Эорик поощряет их. Держи курс прямо в открытое море и никуда не сворачивай. – Он поднял голову и посмотрел в чистое, без единого облачка, небо. – Если хорошая погода продержится, ты будешь дома через четыре дня. Может, через пять.
– Есть новости из Сестера?
Я опасался, что Зигурд узнал о моем обмане и уже возвращается сюда, но Фритьоф ничего нового не знал, и я решил, что Финан продолжает успешно водить ярла за нос.
В ту ночь в небе была полная луна, и часовые снова пришли к причалу. «Дочь Тюра» пеньковыми канатами была привязана к «Птице света». Луна отбрасывала серебристую дорожку на поверхность реки. Мы угощали часовых элем, потчевали песнями и историями и ждали. Низко пролетела сипуха с белыми, как дым, крыльями, и я увидел в этом добрый знак.
Когда наступила глубокая ночь и затихли собаки, я отправил Осферта и еще с десяток человек на поле, где стояли стога.
– Принесите как можно больше сена, сколько унесете, – велел я.
– Сена? – удивился один из часовых.
– Чтобы мягче было спать, – пояснил я и сказал Лудде подлить эля часовым.
Гости, по всей видимости, не замечали, что никто из моих людей не пьет, и не ощущали напряжения, владевшего моей командой. Пока часовые наслаждались напитком, я перепрыгнул на борт «Птицы света», перебрался на «Дочь Тюра» и там надел кольчугу и закрепил на поясе ножны со Вздохом Змея. Мои люди последовали моему примеру и тоже оделись для боя. Тем временем вернулся Осферт с огромными охапками сена. Наконец-то одному из четырех часовых наши действия показались странными.
– Что вы делаете? – спросил он.
– Хотим сжечь ваши корабли, – радостно ответил я.
– Что? – У него отвисла челюсть.
Я вытащил Вздох Змея и сунул обнаженный клинок ему под нос.
– Меня зовут Утред Беббанбургский, – представился я, наблюдая, как расширяются его глаза. – Твой господин пытался убить меня, и я хочу напомнить ему о неудаче.