– И я бросил учебу, – подтвердил он. – Пришлось. Как я могу быть священником, если Господь изгоняет меня из своей паствы.
– Ладно, ты не можешь быть священником, – не сдавался я, – зато ты можешь жениться!
– Usque ad decimam generationem, – произнес он. – Мои дети будут прокляты, и их дети тоже, и так целых десять поколений.
– Значит, судьба каждого бастарда предрешена?
– Так говорит Господь.
– Тогда это жестокий бог, – сердито заключил я и, повернувшись к нему, увидел, что он горюет искренне. – Не твоя вина, что Альфред обрюхатил служанку.
– Верно, господин.
– Тогда как его грех может влиять на тебя?
– Господь не всегда справедлив, Он просто действует по своим правилам.
– Ничего себе – просто! Значит, если я не могу поймать вора, я вместо этого должен отхлестать кнутом его детей – вот так просто!
– Господь ненавидит грех, а нет лучшего способа отвратить от греха, чем пригрозить суровым наказанием. – Он направил лошадь к левой стороне дороги, чтобы пропустить вереницу вьючных лошадей. Они шли на север и везли овчину. – Если бы Господь строго не наказывал нас, – продолжал Осферт, – тогда что помешало бы греху распространяться?
– А мне нравится грешить, – отрезал я и обратился к всаднику, чьи слуги вели вьючных лошадей. – Альфред жив? – спросил я.
– Едва-едва, – ответил мужчина. Он перекрестился и благодарно кивнул, когда я пожелал ему спокойного путешествия.
Осферт продолжал хмуриться.
– Зачем ты привел меня сюда, господин? – поинтересовался он.
– А почему бы нет?
– Ты мог бы взять с собой Финана, а взял меня.
– Ты не хочешь повидаться с отцом?
Некоторое время он молчал, затем повернулся ко мне, и я увидел слезы в его глазах.
– Хочу, господин.
– Вот поэтому я и взял тебя, – проворчал я.
За поворотом дороги нашим взорам открылся лежащий внизу Винтанкестер с новой церковью, которая возвышалась над морем крыш.
Винтанкестер был, естественно, главным из всех бургов Альфреда, то есть городов, укрепленных против нападения данов. Он был окружен глубоким рвом с палисадом на высоком берегу. Мало кто решился бы напасть на эту крепость: подобная затея обречена на провал. Защитники твердыни, как и люди Хэстена, имели бы все преимущества и могли обстреливать врага и забрасывать его камнями, а нападающим пришлось бы пробираться через препятствия и лезть по приставным лестницам под угрозой быть сброшенными вниз ударом топора. Именно бурги Альфреда сделали Уэссекс безопасным. Да, даны совершали набеги на окрестности, но все более или менее ценное находилось в пределах стен, поэтому врагам оставалось лишь выкрикивать тщетные угрозы. Захватить такую крепость можно было только через осаду, взяв гарнизон измором, но на это ушли бы недели или даже месяцы, и все это время осаждающие оставались бы открытыми для нападения войск из других крепостей. Так что пришлось бы бросать людей на стены и смотреть, как они гибнут во рву, а даны всегда бережно относились к своим людям. Бурги – это цитадели, недостижимые для данов, подумал я, а Беббанбург тверже, чем любой бург.
Северные ворота Винтанкестера были каменными и охранялись караулом из десяти человек, которые стояли шеренгой в открытой арке. Командовал им маленький седой дядька со свирепым взглядом. Увидев меня, он взмахом руки дал команду своему отряду разойтись.
– Я Гримрик, господин, – представился он, очевидно ожидая, что я узнаю его.
– Ты был при Бемфлеоте, – вспомнил я.
– Точно, господин! – обрадованно воскликнул он.
– Ты был отличным рубакой, – сказал я в надежде, что это так.
– Мы показали этим гадам, как умеют сражаться саксы, правда? – довольно усмехнулся он. – Я часто рассказывал этим молокососам, что ты можешь по-настоящему дать отпор врагу! – Он через плечо указал на своих людей, большинство которых были молодыми парнями, призванными с ферм или из лавок отслужить несколько недель в гарнизоне бурга. – А у них еще молоко на губах не обсохло, – добавил Гримрик.
Я дал ему монету. Я не мог себе этого позволить, но был вынужден вести себя как господин.
– Купи им эля, – велел я Гримрику.
– Обязательно, господин, – кивнул он. – Я знал, что ты приедешь сюда! Мне, естественно, придется сообщить, что ты здесь, но я знал, что все будет хорошо.
– Все будет хорошо? – переспросил я, озадаченный его словами.
– Я знал, господин! – Он широко улыбнулся и отступил в сторону, пропуская нас в город.
Я направился в «Два журавля», с хозяином которого был знаком. Он тут же велел своим слугам забрать у нас лошадей, вынес эля и отвел нас в просторную комнату с чистыми циновками на полу в задней части таверны.
Хозяин носил такую длиннющую бороду, что ему приходилось заправлять ее за широкий кожаный ремень. Его звали Синрик, и он лишился левой руки, сражаясь за Альфреда. Таверной владел уже более двадцати лет и был в курсе практически всех событий, происходивших в Винтанкестере.
– Церковники правят, – проворчал он.
– Не Альфред?
– Бедняга немощен, как пьяный пес. Чудо, что он все еще жив.
– А Эдуард под ногтем у клириков? – спросил я.