Управляющий заволновался, засуетился, но отец Коэнвульф, а за ним и мы уверенно прошли в просторный зал, освещенный огнем очага и свечами, расставленными на двух столах по обе стороны от трона – по-другому назвать это огромное кресло на подиуме было нельзя. На троне восседал Этельвольд, при нашем появлении он вскочил и в два шага приблизился к краю подиума. Рядом с троном стояло еще одно кресло, поменьше, и в нем сидела Этельфлэд. По обе стороны от нее замерли копейщики. Она мрачно улыбнулась мне и подняла руку, показывая, что ей ничего не угрожает.
В зале было около пятидесяти человек, большей частью вооруженные, несмотря на усилия управляющего. И опять же ни один из них не сделал попытки задержать нас. Наше появление, кажется, стало причиной для внезапного молчания. Эти люди, как и те, во дворе, нервничали. Я знал некоторых из них и догадывался, что мнения разделились. Более молодые, стоявшие у подиума, поддерживали Этельвольда, старшие – все они были его танами – выражали недовольство происходящим. Даже собаки притихли. Одна из них взвыла, когда мы вошли, и тут же убежала в дальний угол и там затихла.
Этельвольд замер на краю помоста. Он сложил на груди руки, желая выглядеть величественно, но мне он показался таким же испуганным, как собаки. А вот светловолосый парень рядом с ним был полон энтузиазма.
– Возьми их в плен, господин, – подбивал он Этельвольда.
Есть люди, которых можно заставить поверить и в самую безнадежную затею, и в самую безумную идею, и в самое нелепое утверждение. Светловолосый был именно из таких. Интересы Этельвольда он воспринимал как свои собственные. Красивый и ясноглазый, он обладал мужественной внешностью, которую подчеркивал квадратный подбородок и широкие плечи. Его длинные волосы были собраны в хвост кожаной лентой. Еще одну ленту он повязал вокруг шеи, словно узенький шарф, и выглядела она на нем неестественно, потому что была сшита из очень дорогого розового шелка, завезенного в Британию торговцами из дальних стран. Кончики розовой ленты свисали на великолепную кольчугу, вероятно сработанную дорогими кузнецами Франкии. Его ремень украшали квадратные золотые накладки, а рукоятку меча – хрустальное навершие. Он был богат, уверен в себе и смотрел на нас со злостью и раздражением.
– Ты кто? – пренебрежительно произнес отец Коэнвульф, обращаясь к парню.
– Меня зовут Сигебрихт, – гордо объявил тот. – А для тебя, церковник, господин Сигебрихт.
Ага, значит, это тот самый гонец, который возил послания Этельвольда данам, тот самый Сигебрихт Кентский, влюбленный в госпожу Экгвин и потерявший ее, поскольку она влюбилась в Эдуарда.
– Не разрешай им говорить, – наставлял он своего покровителя. – Убей их!
Этельвольд растерялся, не зная, что делать.
– Господин Утред, – приветствовал он меня просто потому, что ему больше нечего было сказать.
Ему следовало бы приказать своим людям порубить нас в капусту, а потом возглавить армию и пойти в наступление на Эдуарда, однако ему не хватило на это мужества. К тому же он, вероятно, знал, что за ним последует только горстка сторонников.
– Господин Этельвольд, – суровым тоном начал отец Коэнвульф, – мы прибыли сюда, чтобы вызвать тебя на суд короля Эдуарда.
– Нет такого короля, – вякнул Сигебрихт.
– Тебе будут оказаны все почести, полагающиеся по рангу, – продолжал отец Коэнвульф, игнорируя Сигебрихта и обращаясь только к Этельвольду. – Ты нарушил покой короля, и за это тебе придется ответить перед королем и витаном.
– Здесь король я, – возразил Этельвольд и еще сильнее отвел назад плечи, чтобы добиться царственной осанки. – Я король, – повторил он, – и я буду жить или умру в своем королевстве!
На мгновение мне стало жаль его. Дядя Альфред обманом лишил его трона и отодвинул в сторону, а потом вынудил наблюдать, как он превращает Уэссекс в самое мощное королевство Британии. Этельвольд нашел утешение в эле, медовухе и вине. Пьяным он всегда был приятным в общении, однако его никогда не покидало стремление исправить ту великую несправедливость, что была учинена по отношению к нему в детстве. И вот сейчас он изо всех сил пытается держаться по-королевски, но за ним не желали следовать даже его сторонники, за исключением молодых дураков вроде Сигебрихта.
– Ты не король, господин, – без обиняков заявил отец Коэнвульф.
– Он король! – Сигебрихт метнулся к отцу Коэнвульфу с таким видом, будто собрался сбить священника с ног, и Стеапа сделал шаг вперед.