Я лезвием меча приподнял его волосы, собранные в хвост. Как же легко перерубить ему шею, подумал я.
– И зачем тебе мир с Эдуардом?
– Я ошибался, господин, – смиренно произнес Сигебрихт.
– Госпожа? – спросил я, не спуская с него взгляда.
– Они увидели, что ты преследуешь их, – пояснила Этельфлэд, – и этот человек, – она указала на Сигебрихта, – предложил отвезти меня к тебе. Он убедил Этельвольда, что я смогу уговорить тебя примкнуть к мятежу.
– И Этельвольд поверил в это?
– Я подтвердила, что попытаюсь, – ответила она, – и мне он поверил.
– Дурак, – бросил я.
– Вместо этого я посоветовала Сигебрихту самому заключить мир, – продолжала она, – сказала, что он сможет дожить до сегодняшней ночи только при условии, что уйдет от Этельвольда и присягнет в верности Эдуарду.
Я сунул меч под выбритый подбородок Сигебрихта, поднял его голову и посмотрел в его чрезвычайно красивое лицо, в его ясные глаза. В этих глазах я не увидел даже намека на коварство, один страх. Однако я понимал, что мне придется убить его. Я передвинул меч к шелковой ленте вокруг его шеи.
– Почему я не должен перерезать тебе глотку? – вновь спросил я.
– Я сдался тебе, – ответил он, – я попросил о пощаде.
– Что это за лента? – поинтересовался я, перерезая ленту. Острие меча оставило на его коже царапину.
– Подарок одной девушки, – буркнул Сигебрихт.
– Госпожи Экгвин?
Он пристально посмотрел на меня.
– Она была красавицей, – с тоской произнес Сигебрихт, – она была ангелом, она свела меня с ума.
– И предпочла Эдуарда, – добавил я.
– Она мертва, господин, – продолжал Сигебрихт, – и король Эдуард, думаю, сожалеет об этом так же, как и я.
– Сражайся за живых, – вмешалась Этельфлэд, – а не за мертвых.
– Я ошибался, господин, – повторил Сигебрихт.
Я все никак не мог поверить ему и вдавил острие лезвия ему в шею. В его голубых глазах отразился ужас.
– Решение за моим братом, – спокойно напомнила Этельфлэд, отлично понимая, что у меня на уме.
Я сохранил ему жизнь.
В ту ночь, как мы узнали потом, Этельвольд пересек границу и прибыл в Мерсию. Он мчался на север, пока не добрался до дома Зигурда, где ему уже ничего не угрожало. Этельвольду удалось сбежать.
Глава 3
Альфреда похоронили.
Церемония затянулась на пять часов и состояла из молитвенных песнопений, причитаний и проповедей. Старого короля уложили в гроб из вяза, расписанный сценами из жизни святых, на крышке был изображен возносящийся к небесам Христос, почему-то с удивленным выражением на лице. В руки мертвого короля вложили кусочек истинного креста, голова усопшего покоилась на Евангелии. Деревянный гроб поместили в свинцовый короб, а тот, в свою очередь, в еще один, кедровый, на котором вырезали образы святых, бросающих вызов смерти. Одного святого сжигали, но языки пламени не причиняли ему вреда. Другого, вернее, другую пытали, но она с улыбкой прощала своих мучителей. Третьего кололи копьями, а он продолжал читать проповедь. Этот тяжелый саркофаг перенесли в крипту старой церкви и дверь запечатали. Альфред пролежал там до тех пор, пока не достроили новую церковь, а затем его поместили в склеп. Помню, Стеапа рыдал как ребенок. Беокка тоже плакал. Даже Плегмунд, этот суровый епископ, утирал слезы, читая проповедь. Он говорил о лестнице Иакова, которая якобы явилась ему во сне такой, какой ее описывают в священных книгах, и о том, что Иаков лежал на камне-подушке под этой лестницей и слышал голос Господа.
– «Землю, на которой лежишь, Я дам тебе и потомству твоему, – голос Плегмунда дрогнул, когда он читал эти слова, – и будет потомство твое, как песок земной; и распространишься ты и к западу, и к востоку, и к северу, и к югу, и благословятся в тебе и потомстве твоем все племена земные». Альфред тоже мечтал об этом. – Плегмунд слегка охрип. – И сейчас Альфред здесь, в этом городе, и эта земля будет дана его детям и детям его детей до Судного дня! И не только эта земля! Альфред мечтал, чтобы мы, саксы, несли свет Евангелия во все уголки Британии и в другие страны до тех пор, пока все голоса земли не воспоют хвалу Господу.
Помню, после этих слов я мысленно улыбнулся. Я стоял в старой церкви и смотрел, как дымок от ладана поднимается к позолоченным балкам. Меня забавляла уверенность Плегмунда в том, что мы, саксы, должны распространить песок земной на север, юг, восток и запад. Нам бы очень повезло, если бы мы смогли удержать те земли, что у нас есть. Однако паству до глубины души тронули его слова.
– Язычники давят на нас, – заявил Плегмунд, – они подвергают нас гонениям! И все же мы будем взывать к ним и молиться за них, и мы увидим, как они преклоняют колена перед всемогущим Господом, и тогда мечта короля Альфреда сбудется и мы возрадуемся в раю! Да сохранит нас Господь!
Мне следовало бы более внимательно слушать эту проповедь, но я думал об Этельфлэд и о Фагранфорде. Я попросил у Эдуарда разрешения поехать в Мерсию, и он передал мне свой ответ через Беокку, который пришел в «Два журавля». Мой давний друг сел у очага и принялся корить меня за то, что я не общаюсь со своим старшим сыном.