Гибель Марины Цветаевой

Диалога о вине мужа и о непоколебимой вере в его благородство, который сообщен в письме к Берг, мы не находим в протоколах, тексты которых предлагаются вниманию читателей ниже. Не зафиксированы в этих текстах, разумеется, и «поэтические чтения» Марины Ивановны перед лицом парижских следователей. Это не означает, однако, что то и другое — плод фантазии поэта.

Цветаева, кажется, даже гордилась формулой, которую она нашла, защищая честь мужа от обвинений, которые представлялись ей чудовищным недоразумением и ошибкой. Ведь и в письме к Сталину она повторит свое страстное утверждение почти теми же словами: «Я не знаю, в чем обвиняют моего мужа, но знаю, что ни на какое предательство, двурушничество и вероломство он не способен. Я знаю его: 1911–1939 годы — без малого 30 лет, но то, что знаю о нем, знала уже с первого дня: что это человек величайшей чистоты, жертвенности и ответственности. То же скажут о нем и друзья и враги».

Напомним вкратце об обстоятельствах конца тридцать седьмого года в Париже. Допросы Цветаевой связаны с полицейским расследованием убийства, совершенного в Швейцарии в окрестностях Лозанны 4 сентября того же года. Убитый оказался советским резидентом Игнатием Рейссом (Порецким), незадолго до того не пожелавшим вернуться в СССР по требованию Иностранного отдела НКВД. О своем отказе Порецкий сообщил в обличительном письме, адресованном в Москву, в ЦК партии большевиков. Сразу же после передачи письма (через Вальтера Кривицкого) в советское полпредство, тут же, в Париже, оно было вскрыто. И как раз в эти дни здесь находился заместитель начальника ИНО НКВД С.М. Шпигельгласс.

Немедленно была создана оперативная группа по розыску скрывшегося из Парижа автора письма. В нее вошли, в частности, Франсуа Росси (он же Виктор Правдин) и Шарль Мартинья, швейцарская подданная Рената Штейнер, француз Пьер Дюкоме, а также русские эмигранты, жившие во Франции, Димитрий Смиренский и Вадим Кондратьев. По утверждению генерала госбезопасности П. А. Судоплатова, в группу входил также болгарский «нелегал» Борис Афанасьев, сразу же после убийства вместе с Правдиным приехавший в Москву.

Что Эфрона не было в те дни в Швейцарии, теперь уже не подлежит сомнению. Но в показаниях, которые дала на первых же допросах Рената Штейнер, имя Эфрона неоднократно упоминалось, хотя и не в связи с «лозаннской акцией», а как человека, который ее завербовал и позже давал эпизодические задания.

Предположение о том, что и Эфрон был среди тех, кто участвовал в убийстве советского «невозвращенца», перешло в уверенность чуть ли не для всего «русского Парижа», когда Сергей Яковлевич внезапно исчез. Это произошло 11–12 октября 1937 года. А 22 октября ранним утром в дом, где жила Цветаева, явились четыре инспектора французской полиции. Предъявив ордер, они произвели в квартире продолжительный обыск и уходя забрали с собой личные бумаги и переписку С. Я. Эфрона. В этот же день состоялся первый допрос Марины Ивановны в парижской Префектуре. Цветаева провела там, по ее словам, целый день, вместе с сыном, с утра до вечера. Естественно, что протокол допроса не отражает и малой доли произнесенного в тот день в стенах солидного учреждения. И все-таки документы представляют для нас несомненный интерес.

Текст допросов дается (в переводе на русский язык) по публикации Петера Хубера и Даниэля Кунци «Paris dans les ann'ees 30. Sur Serge Efron et quelques agents du NKVD» в сборнике: «Cahiers du Monde russe et sovi'etique», XXXII/2/, avril-juin 1991, p. 285–310. Очевидно, что приведенный текст — это ответы Марины Цветаевой на разные вопросы: сами вопросы следователя в публикации Хубера и Кунца не отражены.

1

<На бланке:

Министерство внутренних дел

Главное управление

Национальной безопасности

Главный надзор службы криминальной полиции>

Дело Дюкоме Пьера[83] и других, обвиняемых в убийстве и сообщничестве.

Свидетельские показания г-жи Эфрон, урожденной Цветаевой Марины, 43 лет, проживающей по адресу:

65, ул. Ж.-Б. Потэн в Ванве (Сена).

22 октября 1937 года

Мы, Папэн Робер, Комиссар дорожной полиции при Главном надзоре службы криминальной полиции (Главное управление Национальной безопасности) в Париже, офицер судебной полиции, по поручению помощника Прокурора Республики

слушаем г-жу Эфрон, урожденную Цветаеву, родившуюся 31 июля 1894 года в Москве от ныне покойных Ивана и Марии Бернских[84], литератора, проживающую в Ванве, в доме № 65 по улице Ж.-Б. Потэн, которая, приняв предварительно присягу, заявила:

«Я зарабатываю на жизнь своей профессией, сотрудничаю в журналах «Русские записки» и «Современные записки», зарабатываю от шестисот до восьмисот франков в месяц. Мой муж, журналист, печатает статьи в журнале «Наш Союз», который издается «Союзом возвращения»[85] и имеет помещение на улице Де Бюсси в Париже.